Жажду — дайте воды
Шрифт:
Рычит, вопит медведь, разрывает криком небо.
Спрятался я в расщелине скалы. Другой тропинки-то нет. Наверху — непролазное скопище скал, словно стада на перегоне, а внизу — грохочущая река.
Целый божий день рычал медведь и ночь рычал, зажав мое щуплое дрожащее тело в скалах. А когда замолк и над его тушей закружились стервятники, я наконец сорвался — и бежать из полного ужасов ущелья…
Давно это было.
А новый сад Мелик насадил совсем недавно. Сад — потомок сада Хачипапа.
Редкие
Перед нами теснина Воротана с девственными скалами вокруг. И прямо на скалах лес. А из леса к подножию Цицернаванка спадает белопенный поток. Это вода того самого некогда сокрытого родника. Шестьсот лет она пропадала. И вот туннельщик Мелик да инженер Граче отыскали ее, вывели к людям.
На той стороне бесплодного лона реки — царство колючек. От самого берега до высоких скал на Ладанных полях — целина с Цицернаванком посредине. На притолоке храма уже не растет куст-разрушитель. Астг сдержала свое слово.
«Радуйся и ликуй…»
В тени молодой яблони качается хмельной нарцисс. Далеко под ним в глубинах земли горит свет. Там прорывают туннель. А по дороге ползет зеленый жучок — газик. Приемник его разносит по ущелью звуки незнакомой, чужестранной песни.
Астг опускает руку в пену обретенного родника.
— Чудная вода. Пресная. Поднимем ее к новому поселку. Не пить же нам речную…
Шутка сказать, поднимем… Но разве не эти люди проложили дорогу? Астг брызжет водой в лицо Граче.
— Э-эй, не засни! — кричит она и оборачивается ко мне. — Нам нужно пять километров труб, чтобы эту воду сперва спустить в ущелье, а уж оттуда поднять на Ладанные поля… Всего пять километров…
С высоких круч стремительно скатывается вниз вода, ни больше ни меньше шестьсот лет прятавшаяся от людских глаз.
— В этом ущелье никогда не бывает зимы и туч, — говорит Мелик.
Астг смеется.
— Такое же холодоустойчивое, как ты!
— Есть кому греть, потому и не мерзну, — дерзко бросает Мелик.
Астг укоризненно взглядывает на меня. Астг одинока. Ее никто не греет. Пятнадцать лет ждать! Целых пятнадцать лет! Зато теперь, когда вот я рядом, почему-то опять сдерживает себя. Большую любовь иные скрывают под броней, и не подвластна она тогда никаким стихиям. Даже молнии, сорвавшейся с горы Татан, не поразить ее.
Жаждущая тень Цицернаванка тянется к текущему по дну ущелья Воротану. Зря тянется. Не достать ей воды.
Астг долго молчит. Потом, как бы стряхнув с себя ношу, звонко спрашивает:
— Так что скажешь, Граче?
— О чем ты?
— О трубах.
Граче улыбается.
— Привезу! Так и быть, привезу. Не
Астг обращается уже ко мне:
— А ты как? Выбрал участок?
— Выбрал.
— В каком месте?
— У Родника Куропатки.
Лицо Астг зарделось. Только на миг. И она вновь принялась за Граче:
— Воду поведешь наверх с таким расчетом, чтобы вывести ее у Родника Куропатки. Там крапива растет, надо с ней расправиться.
— Все сделаю, как велишь, дорогая тетушка, — согласно кивает Граче.
— Не тетушка, — замечает Астг. — Сейчас я тебе председатель поселкового Совета. Так-то, племянничек.
Астг смеется. И мне кажется, все вокруг оживает и даже земля уже не взывает: «Жажду — дайте воды».
Может, так оно и будет? Отойдет, забудется кручина «Оровела»? Оживет Родник Куропатки, все окрест напоит.
ДОРОГА ЗВЕЗДЫ
Вода ледников горы Татан сквозь толщу скал пробилась к людям. Она грохочет и зелено-белым пенным потоком течет по каменному руслу.
Вон новый сад, за ним зеленая гора, и уж потом Татан с покрывалом свежевыпавшего снега. Снег не опустился до входа в туннель. Должно быть, побоялся заморозить бесстрашную черешню. Милая моя черешня, одиноко жмущаяся к скале. Не дерево, а чудо!
— Белая радость на этой желтой мрачной скале…
Кто это сказал? Ах, Граче, он вернулся.
Черешня стара, а вход в туннель нов. Я свидетель рождения дерева, но не видел рождения туннеля.
Граче нежно гладит красноватый ствол расцветшей белопенной черешни.
— Бедное ты мое, одинокое дерево.
Вокруг Цицернаванка, словно к пляске изготовившиеся, красно-зеленые свечки. Это молодые деревца черешни.
Весна пробуждается. Из-под надтреснутой коры струится мед. Высовывают головки почки. А ветки тем временем наливаются силой, что идет к ним из земли.
Моя Астг с надеждой смотрит на деревца — сама деревце.
«Они уже не замерзнут? — спрашивает Астг с тревогой. — Мне жалко их…»
А сверху на нас обрушивается голос бабушки Шогер: «Эй-эй, Астг, иди домой…»
Под куполом Цицернаванка вокруг краснолапые голуби.
«Иди-и домой…»
Пышноцветная черешня удивленно смотрит своими белыми цветами…
— Не замерзает? — спрашиваю я.
— Кто? Черешня?
— Черешня. Стоит ведь у самого снежного покрова горы.
— Привыкла. Не замерзает. Четыре года назад, когда мы пришли сюда решать, где проложим дорогу воде, увидали ее, одинокую, соседку скал и льдов. Чудом нам показалась эта отважная черешня. И надумали мы сберечь чудо на радость людям…