Жажду — дайте воды
Шрифт:
Вот взлетела стая стервятников и тяжело поплыла в воздухе. Асур с ужасом глядел вслед улетающим птицам: где стервятники — там смерть… Он замер, на миг присел в траве, но ребенок снова заплакал. И Асур опять пошел, приминая цветы горных лилий и васильки.
Плач не прекращался. И казалось, что сама земля под ногами так жалобно стонет. Мороз по коже пробирал от этого плача земли и от того, что он действительно вдруг прозвучал прямо в ногах… Что это?.. В траве, раскинувшись на спине, лежит женщина. Будто спит. Но если так, то почему она не просыпается от плача?.. Голова женщины обвязана чем-то окровавленным. А рядом,
Асур в ужасе присел рядом с женщиной и ее осиротевшим ребенком. Малыш кричал жалобно и как-то сдавленно, сипло, почти как взрослый. Асур долго глядел на него. Осторожно взял под спинку, приподнял и в страхе посмотрел на женщину: вдруг вскинется, вцепится ему в глотку!.. Но она была недвижима. Асур подложил малыша к материнской груди. И тут кто-то схватил его за плечо.
— Что делаешь, безмозглый! Она же мертва!
Кто это сказал? Умершая женщина? А может, захлебывающийся плачем у него в руках ребенок, которому всего-то шесть-семь месяцев от роду, или эта пропитанная кровью земля?..
Но нет, то был Срапион. Он оттащил Асура, нагнулся, приложил ладонь ко лбу женщины. Осмотрел рану. Кровь в ней еще алела.
— Недавно скончалась… Раненая бежала, пыталась вынести свое дитя из ада. Вон, видишь, и палка рядом. Не далеко, бедняжка, ушла. И какой конец! Сама уже мертвая, а грудь все еще струит молоко для ребенка. Вах-вах!..
Срапион сорвал своими одеревеневшими пальцами несколько листьев с цветущей мальвы и прикрыл полуобнаженную грудь умершей.
— Вах, вах!..
В полыхающем пламени восходящего солнца, далеко-далеко внизу, дыбились пыльные и дымные тучи. Это значит, турецкое воинство уже у подножия гор. Того и гляди, настигнут.
Срапион и Асур поспешили убраться подальше от преследующей их опасности. Асур запеленал потуже малютку, завернул его еще и в материну шаль с кистями.
— Мальчик, Срапион!.. Жалко, имени не знаем.
— Имени? — усмехнулся Срапион. — Зачем тебе его имя? И ему оно ни к чему. Все равно ведь помрет. Оставь. Пусть лежит рядом с матерью…
Асур с ужасом воззрился на товарища.
— Что ты говоришь? Оставить здесь?!
— Лучше пусть помрет возле матери, — сказал Срапион. — И души их вместе воспарят к спасителю, Иисусу Христу… Нечего сказать, хорош спаситель!
Асур прижал ребенка к груди.
— Зачем же ему умирать?!
Срапион хмуро глянул на малыша, который на руках у Асура совсем успокоился, перестал плакать и во все глазенки рассматривал своего спасителя.
— Неужели ты решил взять его с собой?
— Ну, а как иначе? — удивленно и даже не без раздражения сказал Асур. — Не оставлять же его здесь! Турок вон огненным шаром катит сюда и мать мертва!
— А ты, что ли, жив?
Асур прикусил язык. Может, верно, может, и он мертв? Как эта женщина! Он сильнее нажал зубами на язык: больно!.. Выходит, он еще жив. И Асур радостно вскричал:
— Жив я!
Срапион дико как-то захохотал. И зубы его показались еще крупнее и белее на немытом, обросшем, измученном лице. Он заскрипел ими.
— Мы пойдем через ад, Асур!
— Пусть и он будет с нами.
— Умрет ведь!..
Асур крепче прижал запеленатого
— Пусть хоть кости бы рядом лежали материны и ребенка!..
Асура в дрожь бросило. Он пошел за Срапионом, все убыстряя шаг. Ему казалось, что вслед несется крик матери младенца: «Куда вы уносите мое дитя?..»
А далеко внизу все полнилось дымом и огнем. И дым делался гуще и гуще.
НОЧЬ ВТОРАЯ
Подъем был очень крутой. Идти стало трудно, но какие уж тут трудности, когда надо спешить, бежать отсюда, перевалить гору. А за этой горой — другие горы, ущелья. И там, куда они бегут, уже, наверно, собрались все те, кому удалось спастись, бежать с полей сражения. Среди прочих там должны быть остатки их соединения: они сопровождают беженцев на северо-восток, в сторону Арарата…
Что бы то ни стоило, пусть дух вон, а надо спешить. Глянешь назад, на поле сражения, оторопь берет: все затянуто клубами дыма, там кружит враг, упоенный собой, хмельной от запаха горячей крови, там смерть. Она уже поглотила целый народ вместе с матерью вот этого младенца. И все никак не насытится…
Ребенок не плакал. Бедный маленький сиротка! Ему, наверно, кажется, что он снова в теплых руках своей матери, в ее нежных объятиях. И хорошо, что так кажется. Хорошо и то, что он заснул, хотя стал от этого почему-то много тяжелее. Личико у него круглое, как гата. И спит с улыбкой. Носик тоже удивительно симпатичный, как маленький пшат [21] , и ноздри вразлет. Губки сложены щепоточкой, а верхняя часть оттопырена, И между ними, как зернышко чечевицы, маленькое круглое отверстие.
21
Пшат — плод пшатового дерева, мелкий, мучнистый.
Малыш не производил впечатления испуганного. Видно, прошлую ночь он тоже, до того как мать его скончалась, был угрет и доволен, как птенец под теплым материнским крылышком. От него приятно пахло молоком. Через пеленки он согревал и Асуру грудь и руки. Потому, наверно, Асур с такой легкостью взбирается вслед за Срапионом на гору, и на душе у него радостно: вот ведь вчера их было двое, а сегодня они втроем.
Часа два Асур шел счастливый. Но горькие думы о том, что выстрадано и что их ждет впереди, чувство тревоги и ужаса скоро опять вытеснило из сердца маленькую негаданную радость. Ребенок тем временем проснулся, выпростал ручки, сладко зевнул и уставился своими синими глазенками прямо в зрачки Асуру. Смотрел, смотрел и вдруг закричал.
И это было ужасно!.. Поди знай, в какой из горных впадин залегла в засаде их смерть. А что они могут, два горемычных солдата?.. Чудом спаслись от обрушившейся на них лавины, с трудом выскользнули из когтей смерти; как серны, одолели уже тысячу гор и ущелий, делая все, чтобы даже их тень не выдала, где они есть. И вот сами, по доброй воле, взяли да и обрушили беду себе на голову. Плач ребенка подвергает их двойной опасности. Но что делать?!
Асур как умел старался успокоить дитя, но тот надрывался все громче. Срапион зло проворчал: