Желание верить (сборник)
Шрифт:
– Иначе придут люди с оружием и уничтожат вас всех, – сказал ему Джон Флеминг.
– Но почему? – спросил его Закари. – Что мне сказать своим людям?
– Придумай древнюю легенду, – сказал ему Джон Флеминг, углядел длинноногую Захру – младшую дочь вождя, и решил, что останется здесь на ночь.
Вождь не двигался, курил трубку и старался не слышать далекий голос Захры, надеясь, что прихоть белого человека иссякнет раньше, чем погибнет достаточно много хороших охотников и жен.
3
Вспыхнувшая
Сначала он начал пить, чтобы немного забыться от местных обрядов, которые напоминали кошмарные сны, затем начались азартные игры, в которые снова и снова вовлекал его Бруно Ардженто, одалживая все больше и больше денег, наконец появились женщины. Последнее было надеждой, что так удастся забыть Конни и дочь, утонуть в ласках чернокожих ланей, чтобы все-таки решиться и сбежать, но… но в итоге все дошло до угроз и войны между племенами. Как-то раз Флеминг даже задумался о том, чтобы застрелить Бруно Ардженто. Все выглядело не так уж и сложно. А если все заранее подготовить, то можно еще и сбежать. С Конни и дочерью. Ведь Ардженто обманщик, он ничего не делает. Он просто эксплуатирует таких, как Флеминг. Так почему бы…
Несколько дней Флеминг вынашивал в себе этот замысел, но затем, когда выпала возможность убить ростовщика рука онемела так сильно, что Флеминг понял – убить Ардженто он никогда не сможет… Проще подчиниться. Проще начать войну, заставить дикарей убивать друг друга и заработать на этом денег. Здесь. Сейчас…
Вождь племени пыхтел и бросал косые взгляды на чернокожую женщину, которая была ему не то женой, не то сестрой, не то дочерью.
– Не вини меня! – заорал на него Флеминг, натягивая брюки. – Если хочешь кого-то убить, то убей лучше Ардженто! Это он сделал меня таким! Он!
И Флеминг расплакался. Не хотел плакать, но и не мог уже остановиться.
4
В приемной посла МакКоула жарко, и Бруно Ардженто чувствует, как рубашка липнет к спине. Посольство чужой страны пугает. Хочется вскочить на ноги и убежать, скрыться. Бросить все что есть, но… Но Ардженто продолжает ждать приема. Так же, как ждут десятки вагонов с животными, которые должны отправиться в Европу, за океан. Ждут, умирая от жары и жажды. Два дня назад умер старый слон. Плоть начала разлагаться так быстро, что от удушья погибли все оставшиеся в раскаленном солнцем вагоне животные.
– Какое мне дело до вашего слона? – спрашивает его посол МакКоул. – Вы платите мне, я помогаю вам. Или же вы хотите пожаловаться на убытки?
Ардженто не смело пожимает плечами. Посол молчит, достает карту, показывает отмеченные жирными крестами места незаконных рынков.
– Да здесь вся страна вне законе! – взрывается посол. – Вот взять хотя бы твой дом, как ты думаешь, сколько потребуется подписей, чтобы забрать его у тебя и передать местной власти?
Ардженто молчит.
– Верно! – скалится посол. – Одна. Моя! Понимаешь?
Ардженто кивает.
5
Корабль с животными приходит в порт Нью-Йорка. Еще несколько судов на подходе.
– Не думаю, что тебе стоит возвращаться в страну, – предупредил посла МакКоула конгрессмен Уве Дорф. – Лучше беги в Европу, откуда нет выдачи.
Он вешает трубку, не смотря на то, что МакКоул продолжает напоминать ему, сколько много сделал для него, и сколько Дорф заработал на этих морских поставках.
– Сложно избавиться от старых привычек? – спрашивает конгрессмена советник Кэй.
– Ты знаешь, что нам нужны были эти деньги.
– Еще бы мне не знать! – закатывает глаза советник Кэй. – И сколько проблем с этим было!
– И сколько еще будет, – безрадостно подмечает Уве Дорф, вспоминая о предстоящей встрече с президентом. Страх скатывается между лопаток холодными каплями пота. Страх и надежда. Но вот если бы можно было знать наперед!
– Думаете, это из-за МакКоула? – осторожно спрашивает советник.
– Думаю, МакКоул теперь сам по себе. Лично я умыл руки.
6
Президент Вурер смотрит на Дорфа, продолжая держать его за руку. Дорф корчится, шипит, словно вампир, попавший на солнечный свет, пытается предугадать, откуда последует удар, но пробоин и так слишком много. Поэтому он потеет. Президент видит, как у него по лбу текут крупные капли пота, кивает, отпускает влажную руку Дорфа.
Дорф чувствует, что задыхается. Слышит голос президента, но почти ничего не понимает, лишь кивает, стараясь попадать в такт, улыбается, словно затравленный хищник, пряча пугливый оскал.
7
Дверь закрывается. В кабинете все еще пахнет потом конгрессмена Дорфа. Президент сидит за столом. Руки дрожат. По закрытому каналу идет передача с телескопа на обратной стороне луны. Три года. Три коротких года. А затем комета и Армагеддон.
Президент закрывает глаза. Знают лишь избранные. Жизнь продолжается. Незнание – блаженство. Но как жить зная? Как обнимать свою дочь, зная, что она никогда не поступит в колледж, никогда не выйдет замуж, не родит детей – не успеет, как бы ни спешила. Как сказать об этом ее матери? Как смотреть в глаза нации и строить планы на десяток лет вперед, зная, что будет всего лишь три. И как заставлять себя подниматься каждое утро, когда дочь забирается в родительскую кровать и строит свои детские, непостоянные планы на жизнь…