Желанная жестокость 2: Черная комната
Шрифт:
Когда он сел на водительское кресло и закрыл дверь, ей стало чуть легче. Но и тяжелее.
Любовь заставляла беспокоиться каждую долю секунды. Переживать, бояться. Вот сейчас он рядом. А что за мысли у него о других девушках? О жизни, о которой она не знает, и в которой ее нет? И что он думает о ней самой, об Ульяне? Ведь в любой миг он может разочароваться в ней, а она даже не поймет, что это был за миг, и в чем была причина.
Она невольно окинула взглядом его широкие плечи. Память прорезало воспоминание о том, как эти плечи
Машина тронулась. Ульяна смотрела на сумрачные улицы, которые проносились мимо. Рассматривала дома со светящимися окнами, деревья с осиротевшими без листьев ветками. Чем дольше они ехали в молчании, тем больше на нее накатывало непонятное отчаяние.
Он сказал, что любит. Так почему же, почему был вчера с другой? Что у них за отношения? Какие правила? И почему, ну почему он…
Она не выдержала, резко повернулась, посмотрела на его сосредоточенное лицо. Невольно залюбовалась тем, как освещают его скулы отсветы фар встречных машин. Он снова думал о чем-то своем.
«Помнит ли он вообще, что она еще здесь?»
Ульяна снова отвернулась. Потом, не удержавшись, опять взглянула на него. Обвела взглядом его идеальный профиль, задержавшись на бровях в разлет, отросшей челке, стильно свисающей набок.
– Ну, говори, – произнес Дима, как всегда, с добродушной насмешкой. Мельком взглянул на нее, снова посмотрел на дорогу.
Она внутри сжалась от боли всего вчерашнего дня.
– Почему ты пришел с ней вчера? – выдохнула она, сама не ожидая от себя.
Его лицо мигом посерьезнело.
Какое-то время он молчал. Следил за дорогой.
Потом взглянул на нее помрачневшим взглядом, снова посмотрел на дорогу.
– Хотел причинить тебе боль, – произнес наконец.
Она широко распахнула глаза, глядя на него. Просто не могла ничего произнести.
Откровенность. Она всегда так жаждала ее. Неужели он ее теперь все время будет казнить ею?
«Хотел причинить боль!»
Кто же признается в этом? Кто кроме него?
Она была ошарашена. Шокирована. И еще больше, сильнее разбита вдребезги и погружена в любовь к нему. Такое было ощущение внутри, будто осколки стекла попали в рваную рану на сердце.
Они доехали до следующего светофора в полном молчании. Он больше не смотрел на нее. А она не сводила с него глаз и пыталась не поддаться панике. А еще пыталась хоть как-то дышать, потому что от его слов у нее все взорвалось и застыло внутри.
Откровенность. Которой так ждешь. Она поражает в самое сердце. Может просто убить.
Они остановились на светофоре. Из ее губ вырвалось:
– Когда ты позвонил мне вчера, я была в поезде.
Дима резко повернулся к ней, в его взгляде появилась сталь, скрывшая все остальное.
– В каком поезде? – спросил он глухо.
Снова отвернулся. Зажегся зеленый свет. Но он не двигался с места. Им посигналили.
И она почувствовала. Его боль. Почти равную ее боли.
Он ждал ответа. С каменным лицом вперил свой взгляд в дорогу. Атмосфера вмиг стала тяжелой.
– Я решила уехать. Отсюда. Оставить все, раз ты… Выбрал другую. Хотела сначала к маме. Потом одолжить денег и… Как-то добраться в Таиланд.
Она увидела, как на его лице обозначились скулы. Он ничего не говорил. Видимо, ждал подробностей.
– Я просто… Потеряла смысл… Потеряла все. Когда… Увидела вас, – она тяжело вздохнула. Не хотела жаловаться, но и не могла держать в себе эту обиду. И хотела ответить ему такой же жестокой откровенностью. – Когда ты позвонил вчера, поезд уже тронулся. Я не знала, что делать. Не могла говорить. Но и уехать уже не могла. Я… – она коснулась пальцами висков. Вчерашняя головная боль отдалась в них снова. – У меня была паника. Я не понимала, ехать или остаться? А поезд все ускорялся. Еще немного – и мы бы доехали до моста. Я побежала в купе проводников. Женщина не хотела меня слушать, а мужчина… Он понял. Вышел, сорвал стоп-кран. Открыл мне дверь.
Я сбежала с холма и оказалась возле трассы. И шла час или больше среди гудящих машин. Все собиралась позвонить тебе, но так боялась услышать просто стандартные извинения и предложение быть друзьями…
«Мне было очень больно. Так что ты добился, чего хотел». Последние слова она не произнесла вслух, но они пропитали ее насквозь. Пронзили острыми крючками.
Она посмотрела на его каменный профиль. Дима так и не сказал ни слова, стал парковать машину. У него плохо получалось – он слишком резко дергал руль. Когда они, наконец, остановились, заглушил мотор, но продолжал неподвижно сидеть. Через несколько секунд тяжелой тишины произнес:
– Если ты когда-нибудь уедешь от меня… Для меня все будет кончено.
Она застыла, пораженно глядя на него.
Дима смотрел прямо перед собой. Но смотрел словно не на улицу, которая была за лобовым стеклом, а куда-то в другое место, другое измерение, другой мир. Его голубые глаза сейчас казались прозрачными.
– Почему? – вырвалось у нее.
Он моргнул. С него словно спало оцепенение. Посмотрел на нее пристальным вдумчивым взглядом. В котором ей привиделось обвинение. Потом отвел глаза.
– Не знаю, почему, – он вздохнул. – Идем, мы приехали.
Они вышли из машины. Он кивнул на высокие кованые двери ресторана в старинном роскошном здании с лепниной и колоннами. Конечно, она здесь ни разу не была.
Шли от машины по отдельности. Дима не взял ее за руку, от чего ей стало неуютно и холодно. Дверь им открыл разодетый на старинный манер швейцар. В сверкающем холле навстречу тут же метнулась хостес – блондинка с лицом куклы и в дизайнерском пышном платье цвета слоновой кости. Она сразу засверкала глазами при виде Димы, начала что-то ему щебетать.