Желать невозможного

Островская Екатерина

– Да я и не предлагаю, – обиделся Анатолий, – я от своей девушки иду. У нее, кстати, подружка есть, симпатичная и одинокая. Хочешь, познакомлю? Ей девятнадцать лет всего, ноги от ушей – тебе понравится.

– Не надо, у меня есть девушка.

– Будет две. Хорошего никогда не бывает слишком много.

Иванов покачал головой, отказываясь. Анатолий не обиделся. Улыбнулся даже:

– Ну, как знаешь.

Они подошли к крыльцу подъезда, в котором находилась квартира Лены, стали прощаться, и тогда Олег разглядел у стены какой-то комок. Шагнул

к стене и понял, что это щенок. Взял его на руки, щенок дрожал от страха и холода.

– Чау-чау, – определил Анатолий. – Месяца два. Или три.

Сосед погладил щенка.

– Ошейника нет, но собачонка чистая – видать, помыли недавно. Щенка подбросили, чтобы добрые люди подобрали: не мог же он сам из квартиры сбежать – не кошка. Что делать будешь?

– Домой возьму, – ответил Олег.

И вошел в парадное.

25

– Сколько ты ему предложил? – удивился Флярковский. – Миллион? И он отказался? Сколько еще дураков в России – не пересчитать! Правильно говорят: страна непуганых идиотов. Если докторишка думает, что мы отвалим больше, он глубоко ошибается. Теперь мы возьмем ребенка даром и по закону, что обойдется гораздо дешевле, хотя и дольше.

– Процесс можно форсировать, – подсказал Менжинский. – Мы подаем исковое заявление, извещение суда отвозим на почту, ставим штамп на конверт, а потом берем почтальона, отвозим его на дом к Иванову, который расписывается в получении, и заседание суда можно назначить хоть через пару недель.

– Через неделю! – приказал Илья Евсеевич. – Я не могу долго ждать.

Менжинский не стал спорить, хотя и две недели – нереальный срок. Но заканчивать на этом разговор не следовало: потом будет не оправдаться перед начальством за срыв сроков.

– Кстати, – вспомнил он, – вчера докторишку подвезли домой на новом «БМВ». Я пробил номер по базе. Машина принадлежит детективному агентству «Перехват».

– О-о! – удивился Илья Евсеевич и повернулся к собеседнику: – Выходит, наш Айболит примочен бандитскими связями. Так это меняет дело! Тогда все решаем с его «крышей».

– С ними не получится: они с криминалом никаким боком не связаны. Скорее всего, знаком он с кем-то из сотрудников, может, лечил кого. Я уточню. Но все равно надо быть осторожными.

Флярковский посмотрел на него с недоумением:

– Почему я должен быть осторожным? Кого я должен опасаться и почему? Чем мне могут помешать доморощенные детективы? Я на законных основаниях хочу вернуть бабушке внука, а себе племянника, которого присвоил себе посторонний человек!

Он снова посмотрел в окно на Таврический дворец, к которому съезжались автомобили участников очередной конференции межпарламентской ассамблеи.

– Вон сколько бездельников развелось! Здесь одних автомобилей миллионов на пять баксов. Районную больницу на эти деньги оборудовать можно. Ну ладно, пусть развлекаются, а нам работать надо. Сейчас махнем в офис, а вечером девочки меня на свой концерт пригласили в какой-то клуб.

Илья Евсеевич

не обманывал младшую Марущак, мечтавшую пойти по стопам Илоны, – он действительно помогал раскручивать трио девочек. И группа «Цацки» постепенно становилась популярной. С основной солисткой, которую звали Соней, Илья Евсеевич уже полгода спал, с двумя другими пока еще нет. Но жизнь тем и удивительна, что в ней не бывает ничего невозможного.

Вечером он посетил клуб, послушал, как девчонки слаженно и весело пищат про несчастную любовь. Вокруг бесновалась обкуренная двадцатилетняя детвора, и лазерные лучи рисовали изумрудные восьмерки на стенах и на обтянутых рваными джинсиками задницах.

Он возвращался домой уже после полуночи, и Соня, прижимаясь к Флярковскому на заднем сиденье «Бентли», пела ему в ухо:

Последний поцелуй тебе подарит август,Пусть губы холодит вечерняя заря.Я все-таки тебе когда-нибудь понравлюсь,И ты придешь в начале сентября…

– Что за белиберда! – скривился Илья Евсеевич, сбрасывая со своей груди руки Сони. – Чушь какая!

– Это я сама стихи сочинила, – объяснила солистка «Цацек», – и музыку сама написала. Сейчас аранжировку делают. Хитом будет.

– Когда будет хитом, тогда и ты молодцом будешь, а пока не приставай.

Почему-то Илье Евсеевичу показалось, что вместе с Сониными пальцами к нему за пазуху залезла тревога.

Утром Соня попыталась осторожно выбраться из постели, но Флярковский уже и так проснулся и наблюдал, как она собирает по комнате свою разбросанную по углам одежду, смотрел на ее круглую попку, на маленькую грудь, на растрепанные волосы, закрывающие лицо и половину спины. Соня смахнула волосы с глаз и увидела, что он разглядывает ее. И тут же прикрылась комком одежды.

– Опусти руки! – приказал он.

Она послушалась и зажмурилась.

Он продолжал смотреть, а она кусала губы.

– Что-то случилось? – спросил он.

Соня кивнула.

– Что?

– У меня задержка.

– Давно?

Соня опять кивнула, теперь уже глядя на него умоляюще.

– Какие проблемы? – зевнул он. – Сейчас это легко делается и безболезненно. Утром к врачу сбегаешь, а вечером опять на сцену.

Илья Сергеевич нашел взглядом свои брюки, отдыхающие на спинке кресла, и показал на них глазами:

– Подай!

Она поднесла, продолжая прикрывать руками живот и грудь. Флярковский пошуровал по карманам, достал из них какие-то купюры и протянул Соне:

– На!

Девушка опустила голову совсем низко, так что волосы закрыли ее лицо. Она потрясла головой, отказываясь, но все же взяла деньги и продолжала стоять.

– Что еще? – недовольно спросил Илья Сергеевич.

– У меня вчера бабушка умерла, – прошептала Соня и заплакала.

26