Железная маска (сборник)
Шрифт:
От этого чудовищного взрыва часть крепостной стены рухнула, и все живое во дворе было уничтожено.
Среди осаждающих началось замешательство, однако оба отряда успели соединиться и все еще представляли собой немалую силу – более трех сотен боеспособных человек. Жгучий стыд охватил солдат при виде того, что они не могут одолеть одного человека, командиры воспользовались настроением подчиненных, чтобы подбодрить их. По приказу офицеров осаждающие, выстроившись в колонну, походным маршем двинулись в сторону пробоины, образовавшейся в стене, и, развернувшись, беспрепятственно вошли во двор, оказавшись прямо против лестницы. Солдаты снова остановились в нерешительности.
Наконец несколько человек стали подниматься по ней, поощряемые криками товарищей, за ними последовали другие, и на лестнице стало так тесно, что пожелай передние солдаты отступить, они не могли бы этого сделать, волей-неволей им пришлось налечь на дверь – против их ожидания, она сразу же отворилась. С громкими победными криками осаждавшие вбежали в первую комнату. В эту минуту дверь второй комнаты распахнулась, и солдаты увидели Бруно: он сидел на пороховой бочке, держа по пистолету в каждой руке, одновременно из той двери выскочил мальтиец и крикнул со страхом, в истинности которого трудно было усомниться:
– Назад! Назад! Крепость заминирована! Еще один шаг, и все мы взлетим на воздух!..
Дверь захлопнулась словно по мановению волшебной палочки, а победные крики сменились криками ужаса, на узкой лестнице раздался топот множества ног – несколько солдат выскочили из окон: всем этим людям казалось, что почва колеблется у них под ногами. Спустя каких-нибудь пять минут Бруно снова оказался хозяином крепости, что же до мальтийца, то он воспользовался случаем, чтобы сбежать.
Не слыша более шума, Паскуале подошел к окну: осада крепости превратилась в блокаду, против всех ее входов были установлены сторожевые посты, солдаты укрылись за бочками и повозками. Очевидно, был придуман какой-то новый план кампании.
– Глупцы, они хотят, похоже, взять нас измором, – проговорил Бруно.
– Презренные собаки! – выругался Али.
– Не оскорбляй несчастных животных: они погибли, защищая меня, – с улыбкой заметил Бруно. – И не называй людей иначе – «люди» порой куда более бранное слово.
– Отец! – воскликнул Али.
– Что случилось?
– Видишь?
– Нет.
– Вон там, светлая полоса?..
– В самом деле. Что бы это значило?.. До рассвета еще далеко. К тому же свет этот на севере, а не на востоке.
– Горит деревня, – догадался Али.
– Проклятие! Неужели это правда?
В эту минуту издали донеслись крики отчаяния… Бруно бросился к двери и оказался лицом к лицу с мальтийцем.
– Это вы, командор? – воскликнул он.
– Да, да, я… собственной персоной… Смотрите не ошибитесь и не примите меня за кого-нибудь другого. Я ваш друг.
– Добро пожаловать. Что там происходит?
– Видите ли, отчаявшись захватить вас, начальство приказало поджечь деревню. Пожар потушат лишь тогда, когда крестьяне согласятся выступить против вас. Властям осточертела вся эта канитель.
– А что же крестьяне?
– Они отказываются.
– Я так и знал: они скорее дадут сгореть своим домам, чем тронут хоть волос на моей голове. Хорошо, командор, возвращайтесь к тем, кто вас послал, и скажите, чтобы они тушили пожар.
– Как так?
– Я сдаюсь.
– Ты сдаешься, отец? – вскрикнул Али.
– Да… но я дал слово сдаться одному-единственному человеку и сдамся только ему. Пусть потушат пожар, и тем временем успеют доставить из Мессины этого человека.
– Но кто же он?
– Паоло Томмази, жандармский бригадир.
– У вас нет других пожеланий?
– Еще одно.
И он что-то тихо сказал мальтийцу.
– Надеюсь, ты не просишь сохранить мне жизнь? – спросил Али.
– Разве я не сказал, что после моей смерти мне потребуется от тебя еще одна услуга?
– Прости, отец, я позабыл.
– Ступайте, командор. Сделайте все, как я сказал. Если пожар будет потушен, я пойму, что мои условия приняты.
– Вы не сердитесь на меня за то, что я взялся за это поручение?
– Я же сам сказал, что назначаю вас парламентером.
– Да, верно.
– Кстати, – молвил Паскуале, – сколько домов они успели поджечь?
– Когда я поспешил к вам, горели два дома.
– Вот кошелек, в нем триста пятнадцать унций. Раздайте эти деньги погорельцам. А теперь прощайте.
– Прощайте.
Мальтиец вышел.
Бруно отбросил подальше оба пистолета, вновь сел на пороховую бочку и погрузился в глубокую задумчивость. Юный араб вытянулся на шкуре пантеры, служившей ему постелью, и остался лежать с закрытыми глазами и совершенно неподвижно – можно было принять его за спящего. Зарево пожара побледнело, а значит, условия Бруно были приняты.
Прошло около часа, дверь комнаты отворилась, и на ее пороге остановился человек. Видя, что ни Бруно, ни Али не обращают на него ни малейшего внимания, он несколько раз нарочито кашлянул: это был способ деликатно заявить о своем присутствии. Бруно поднял голову.
– А, это вы, бригадир? – проговорил он, улыбаясь. – Одно удовольствие посылать за вами: ждать не приходится.
– Да… меня встретили в четверти мили отсюда на пути к вам. Мой отряд перебросили сюда… и мне передали вашу просьбу.
– Да, мне хотелось доказать вам, что я человек слова.
– Клянусь, я и без того это знал.
– Я обещал дать вам заработать те пресловутые три тысячи дукатов, и мне захотелось выполнить свое обещание.
– Черт!.. Черт! Черт возьми! – произнес бригадир с возрастающим чувством.
– Что вы хотите этим сказать, приятель?
– Хочу сказать… хочу сказать… что лучше бы я заработал эти деньги как-то иначе… получил бы их за что-нибудь другое… да вот хоть выиграл бы в лотерею.