Железная маска
Шрифт:
Пытаясь выяснить хоть что-нибудь, девушка каждый день приходила к подножию нижней башни и пела там бургундскую песенку, которую с детства очень любил монсеньор Людовик, в надежде, что если он ее услышит, то как-нибудь даст это понять.
Между тем солдаты гарнизона, отчаянно скучая, весьма благосклонно отнеслись к ее песням, немного их развлекавшим. Один из них, родом из Бургундии, настолько увлекся девушкой, что, принимая ее за безобидную бродяжку, пригласил заходить время от времени в караульное помещение за горшком солдатской похлебки. Девушка обрадовалась, рассчитывая таким образом попасть в крепость, но ее ни разу не впустили внутрь.
Время шло, а Ивонне так и не удалось ничего узнать о любимом. Грустная и усталая, она вернулась в хижину.
— Ну как? — спросил Фариболь.
— Безрезультатно! Как и раньше… — ответила девушка, осторожно садясь на шаткий стул.
— Тысяча чертей! Должен же быть хоть какой-нибудь способ пробраться к монсеньору Людовику! Это вынужденное бездействие сведет нас с ума! А ты что думаешь, Мистуфлэ?
— Я? — вздрогнув, словно его разбудили, отозвалСЯ ТОТ.
— Да, ты. С тех пор как мы здесь, ты только и знаешь, что бесцельно бродить по дорогам, объедаться и спать,
— Просто пытаюсь убить время с наибольшей пользой… жду монаха. Есть у меня одна мысль… Знаeтe, ведь послезавтра пасхальное воскресенье,
— А мне-то что за дело! Гром и молния! Ты издеваешься надо мной?
Ивонна направилась к двери.
— Вы уходите, мадемуазель?
— Да, я снова пойду к нижней башне. У меня предчувствие, что именно там находится монсеньор Людовик…
Ивонна ушла, а Фариболь снова набросился на Мистуфлэ:
— Посмотрим, посмотрим, мой славный господин де Мистуфлэ, — сказал он дружелюбно-насмешливым тоном, — что это за счастливая идея зародилась в недрах твой лени, питаемая пресветлым источником твоего недюжинного ума?
— Извините, хозяин, но это не случайная блажь, а тщательно обдуманное решение. Судите сами: завтра суббота, солдат из Пиньероля отправится за священником, чтобы тот исповедовал заключенных, а затем проводит его назад… Итак, монах приходит в крепость и исповедует…
— …Заключенных. Гром и молния! Хватит бродить вокруг да около! Клянусь бородами своих предков, ты меня замучил! Так в чем же состоит твой план?
— А вот в этом и состоит, — спокойно ответил Мистуфлэ.
Едва не задохнувшись от возмущения, Фариболь вперил в него гневный взгляд и сжал кулаки, затем, справившись с собой, разжал их и ретировался в дальний угол хижины, бормоча себе под нос:
— Тысяча чертей! Задал бы я тебе трепку, не будь ты так силен!
Мистуфлэ же вновь погрузился в размышления, не обращая внимания на раздражение своего приятеля.
Между тем Ивонна уже стояла на берегу реки, темные воды которой омывали подножие нижней башни. Она присела в ее тени, и в воздухе вновь зазвучал ее чистый печальный голос — она пела бургундскую песенку.
Но вот отзвучал последний куплет, и Ивонна встала, стараясь смириться с тем, что и на этот раз ее послание осталось без ответа. Она уже собиралась уходить, когда заметила нечто, заставившее ее поднести ко рту ладонь, дабы скрыть крик радости: в одном из окон нижнего этажа башни показался знакомый силуэт. Затем какой-то предмет, с силой брошенный из окна, перелетел разделявшее их пространство и упал на пологий край рва.
Ивонна быстро подняла скромный подарок узника: это был букет фиалок, который монсеньор Людовик нарвал во время своих одиноких прогулок по саду губернатора. Девушка нежно поцеловала букет и вне себя от счастья убежала, стараясь держаться в тени крепостной стены. Задыхающаяся и усталая, она влетела в хижину, но в глазах ее читались радость и облегчение.
— Черт возьми! — воскликнул Фариболь. — Свершилось? Вы видели монсеньора Людовика?
— Уверена, что да! А вот его послание…
— Букетик фиалок!
— Теперь вы знаете, где его камера? — спросил Мистуфлэ.
— Гром и молния! — вскричал Фариболь. — Это самое неприступное и хорошо охраняемое место… Там у каждого зубца стены по часовому, бежать этим путем — безумие!
Ивонна и Фариболь обменялись полными отчаяния взглядами, а Мистуфлэ, до сих пор молча слушавший своего друга, невозмутимо сказал:
— Мадемуазель, обещаю вам, что завтра же мы проникнем в камеру монсеньора Людовика.
— Ужели это возможно? — воскликнула девушка. с силой сжимая его руки.
— Задуманный мною план слишком хорош, чтобы мое обещание не сбылось, мадемуазель. Но сейчас не время говорить о нем, мне еще необходимо обдумать кое-какие детали. Могу лишь посоветовать вам хорошенько выспаться этой ночью, поскольку завтра такой возможности у вас уже не будет.
Ивонна наградила его долгим благодарным взглядом и, понимая, что он их единственная надежда, с чувством сказала:
— Я верю и жду, мой добрый Мистуфлэ.
Мистуфлэ же, не обращая ни малейшего внимания на вопли и проклятия Фариболя, завернулся в плащ и заснул сном праведника.
На следующий день Ивонна вновь хотела пойти к нижней башне, но благоразумные друзья уговорили ее не делать этого. В нетерпении девушка металась по хижине, прижимая к груди букетик фиалок. Глядя на нее, Фариболь тоже принялся мерить пол огромными шагами, бормоча себе под нос что-то невразумительное. Наконец Мистуфлэ, не отходивший от окна, прервал их тягостное ожидание, воскликнув: