Железная маска
Шрифт:
— Спасибо. Пусть он подойдет.
— Я прошу монсеньора не забывать, что приказ запрещает мне оставлять вас с кем бы то ни было наедине, даже с исповедником. Но не беспокойтесь, мы с капитаном стражи отойдем в сторону.
Монсеньор Людовик презрительно пожал плечами и снова позвал священника:
— Подойдите ко мне, святой отец.
Тот послушно приблизился. Узник хотел было встать, чтобы отойти вместе с исповедником в дальний угол камеры, но священник вдруг упал на колени перед его ложем и громко произнес:
— In nomine patris, et filii…
Юноша с удивлением почувствовал, как рука пастыря, сотворив в воздухе крест, мягко прижимает его к постели, не давая подняться. В тот же миг он услышал еле различимый шепот:
— Не вставайте. Скажите, что больны.
И монотонным голосом капеллан добавил:
— Et spiritus sancti.. amen.
— Отец мой, — сказал монсеньор Людовик, заинтригованный странным поведением монаха, — позвольте мне оставаться в постели. Я немного болен.
Капеллан выразительно кивнул в знак согласия и, низко склонившись над юношей, так, что их лбы почти соприкоснулись, с чувством заговорил:
— Ave Maria… — И шепотом добавил: — Монсеньор, ничему не удивляйтесь… Gratia plena… He шевелитесь… Dominus tecum… И не вздумайте вскрикнуть… Benedicta tu inmulieribus… услышав мое имя… Et bendictus… Мистуфлэ.
Как ни владел собой монсеньор Людовик, он все же сильно вздрогнул от неожиданности, едва сумев подавить возглас удивления. К счастью, полумрак помещения скрыл его движение от посторонних глаз, и Мистуфлэ продолжил свою необычную молитву:
— Fructus ventris tui Jesus… Монсеньор, приподнимите немного покрывало кровати… Santa Maria… Возьмите этот кинжал.
И он быстро просунул между простынями оружие, которое до сих пор прятал в рукаве.
— Ora pro nobis, — продолжал Мистуфлэ. — Этой ночью, во время ужина у Сен-Мара… pecatoribus… вы, Фариболь и я… nune et ni hora… нападем на губернатора… mortis nostrae и постараемся бежать. Я подам сигнал, произнеся…
Вновь сотворив крестное знамение, Мистуфлэ поднялся с колен и с подобающим его роли смирением сказал:
— Сын мой, Господь наш видит всех страждущих и никогда не оставляет милостью своей верящих в Него. Склонись же перед волей Его, ибо неисповедимы пути Его… Поведай мне свои горести и печали, ибо Отец наш всеведущ и сумеет утешить тебя, воздав по справедливости и отделив зерна от плевел.
Монсеньор Людовик прекрасно понял истинный смысл этих слов, которые, будучи частью ритуальной речи любого исповедника, не возбудили у Сен-Мара ни малейших подозрений.
Немного спустя, решив, что исповедь окончена, Сен-Map подошел к ложу своего августейшего пленника и спросил:
— Монсеньору угодно продолжить молиться или?..
— О нет, — ответил юноша. — Моя душа обрела покой, и я готов следовать за вами.
Сен-Map занимал строение, которое соединяло две крепостные башни и окна которого выходили на берег рва, поросший купами деревьев. В большой зале первого этажа стоял огромный стол с великолепно сервированным ужином для губернатора и его гостей.
Когда Сен-Map в сопровождении капеллана и монсеньора Людовика, чье лицо скрывала маска из черного бархата, вошел в залу, тем еще никого не было. Амфитрион извинился перед своими спутниками и приказал слуге:
— Позови мадам де Сен-Map и ее отца.
Немного погодя открылась дверь, и в обеденную залу вошла женщина в маске, фигура и поступь которой выдавали ее молодость и красоту. Вместе с ней появился мужчина, также с закрытым лицом, о чьем преклонном возрасте можно было догадаться по седым волосам, спадающим до самых плеч.
При виде дамы монсеньор Людовик галантно поклонился, но какое-то неясное предчувствие сжало ему сердце, и он, сам не зная почему, долго не мог оторвать взгляда от скрытого бархатом лица незнакомки.
— Моя жена, — представил ее Сен-Мар.
Внезапно монсеньору Людовику показалось, что женщина не меньше его взволнована этой встречей: она поднесла руку к сердцу, как бы желая усмирить его учащенное биение. Впрочем, это было лишь минутной слабостью и осталось незамеченным ее мужем.
Сен-Map, указав каждому на отведенное ему место, с улыбкой обратился к капеллану:
— К вам, святой отец, требование скрывать свое лицо не относится… Вы можете снять капюшон.
В ответ Мистуфлэ молча указал на всех присутствующих, как бы давая понять, что он не хочет отличаться от прочих гостей.
— Как вам будет угодно, — кивнул Сен-Map. — Но позвольте мне открыть окно, дабы все мы могли насладиться свежим весенним воздухом.
Мистуфлэ и монсеньор Людовик обменялись быстрыми взглядами, ведь, сам того не подозревая, губернатор облегчал им побег. Сен-Map же просто хотел убедиться, что Росарж не покинул свой пост.
Выглянув в окно, он действительно увидел того, кого принял за своего верного пса. «Росарж» стоял, облокотясь о выступ стены, уткнувшись носом в тарелку и всем своим видом показывая, что его важнейшей задачей является набить брюхо.
— Идиот! — прошипел Сен-Map. — Какого черта ты стоишь спиной к окну?
И, решив, что устроенной выволочки более чем достаточно, он спокойно вернулся к своим гостям. Во главе стола сидела мадам де Сен-Map, слева от нее — пожилой дворянин, а справа — мнимый капеллан. Напротив нее расположился монсеньор Людовик, рядом с которым сидел сам губернатор. Такое расположение гостей за столом вполне устраивало Мистуфлэ: ведь ему стоило только протянуть руку, чтобы схватить губернатора за горло.