Железная звезда
Шрифт:
— Не беспокойтесь.— Гормон тряхнул головой.— Это просто пустой вопрос.
— Твое любопытство радует,— одобрительно заметил запоминатель.
— Я нахожу мир и все, что в мире имеется, исключительно захватывающим. Разве это грех?
— Странно,— сказал Бэзил,— безгильдийные редко заглядывают за пределы своего горизонта.
Появился слуга. Он преклонил колени перед Аулуэлой и сказал уважительно, но одновременно с легким пренебрежением:
— Принц вернулся во дворец. Он желает вашего общества во дворце.
В глазах Аулуэлы отразился ужас.
— Я должна
— Пожалуйста. Вы должны быть в платье и надушиться. Он также хочет, чтобы ваши крылья были раскрыты.
Аулуэла кивнула. Слуга увел ее.
Запоминатель рассказывал о старых днях Рума, я слушал, а Гормон вглядывался в темноту. Наконец Бэзил пожаловался, что у него пересохло в горле, извинился и торжественно удалился. Несколько мгновений спустя внизу открылась дверь и появилась Аулуэла, она двигалась так, словно принадлежала к гильдии лунатиков, а не крылатых. Укутанное в прозрачные, невесомые одежды, ее хрупкое тело таинственно белело в свете звезд. Крылья ее были раскрыты и медленно трепетали в такт печальным ударам сердца. Слуги поддерживали ее за локти, словно она всего лишь слабая копия живого создания, а не реальная женщина.
— Лети, Аулуэла, лети! — прорычал Гормон.— Улетай, пока можешь!
Она исчезла в боковом входе во дворец.
Мутант посмотрел на меня:
— Она продала себя принцу, чтобы обеспечить нам кров.
— Пожалуй, ты прав.
— Как бы я хотел сравнять с землей этот дворец!
— Ты любишь ее?
— Разве это не очевидно?
— Успокойся,— посоветовал я,— ты необычный человек, но все же крылатая не для тебя. Особенно если она делит ложе с принцем Рума.
— Она перешла к нему из моих рук.
Я был потрясен.
— Ты познал ее?
— И не раз! — рявкнул он с досадой.— В момент экстаза ее крылья трепещут, как листья под порывами ветра.
Я вцепился в ограду, чтобы не свалиться во двор. Звезды и луна с ее бледными спутниками кружились и прыгали перед моими глазами. Я был потрясен и не понимал, что породило в моей душе подобную бурю. Был ли это гнев на Гормона, который посмел нарушить каноны? Или его смелость задела родительские чувства, которые я питал к Аулуэле? А может, меня просто терзала зависть к Гормону, сумевшему получить то, что находилось за пределами моих возможностей, но не за пределами моих желаний!
— За это они могут сжечь твой мозг. Они могут размолоть твою душу. А теперь ты сделал из меня сообщника...— Я поморщился.
— Что с того? Принц командует и получает — но другие были здесь до него. Я должен сказать кое-что.
— Хватит, хватит.
— Мы ее увидим снова?
— Принцы быстро устают от своих женщин. Несколько дней или одна ночь — и он отправит ее обратно. И нам, вероятно, придется покинуть эту гостиницу,— вздохнул я.— По крайней мере, мы будем знать это еще за несколько ночей до того, как окажемся на улице.
— И куда ты потом? — Любопытство Гормона было неподдельным.
— Останусь ненадолго в Руме.
— Даже если будешь спать на улице?
— Я справлюсь. Потом, наверное, пойду в Пэррис.
— Зачем?
— Увидеть Пэррис. А ты? Что тебе
— Аулуэла.
— Перестань!
— Очень хорошо.— Он горько усмехнулся.— Но я останусь здесь, пока принц с нею. Она снова будет моей, и мы подумаем, как выжить. Безгильдийные мутанты изобретательны. Пожалуй, мы на время подберем жилье в Руме, а потом последуем за тобой в Пэррис. Если ты, конечно, захочешь путешествовать с монстром и неверной крылатой.
Я пожал плечами:
— Посмотрим, когда придет время.
— А прежде ты бывал в компании с мутантами?
— Нечасто. И не подолгу.
— Я польщен.— Он забарабанил пальцами по перилам.— Не отвергай меня, дозорный. У меня есть причины оставаться с тобой.
— Какие?
— Я хочу увидеть твое лицо, когда приборы покажут, что началось вторжение.
Я покачнулся, съеживаясь как от удара.
— Тогда ты останешься со мной надолго.
— Ты не веришь, что вторжение будет?
— Когда-нибудь. Не скоро.
Гормон хмыкнул.
— Ты ошибаешься. Они уже почти здесь.
— Ты хочешь меня развеселить?
— Дозорный, ты что? Ты утерял свою веру? Это известно уже тысячу лет: другая раса присмотрела Землю, и по договору эта планета принадлежит ей, и когда-нибудь ее посланцы придут, чтобы предъявить свои права. Это было решено в конце Второго цикла.
— Конечно, я это знаю, хоть я и не запоминатель.— Тут я повернулся к нему и произнес слова, которые не думал когда-либо высказать вслух: — Я веду дозор среди звезд уже в течение двух твоих жизней и знаю: то, что делаешь слишком часто, теряет смысл. Произнеси собственное имя десять тысяч раз, и оно станет пустым звуком. Я вел дозор, и вел его хорошо, и в темные ночи я иногда думал, что веду дозор впустую и что я напрасно прожил свою жизнь. В дозоре есть свое удовольствие, но, вероятно, нет реальной пользы.
Он сжал мое запястье.
— Твое признание такое же шокирующее, как и мое. Храни свою веру, дозорный. Нападение близко!
— Откуда ты можешь это знать?
— Безгильдийные тоже владеют неким... искусством.
Разговор беспокоил меня. Я сказав
— Безгильдийным быть плохо?
— Привыкаешь. И есть определенная свобода в качестве компенсации недостаточного статуса. Я могу свободно говорить все и всем.
— Я заметил.
— Я свободно перемещаюсь. Я всегда имею пищу и кров, хотя пища может быть испорченной, а кров — неважным. Женщины тянутся ко мне, несмотря на все запреты. Может быть, именно из-за запретов. Меня не беспокоят амбиции.
— И ты никогда не желал более высокого статуса?
— Никогда.
— Ты был бы счастливее, став запоминателем.
— Я счастлив и теперь. Мне доступны удовольствия запоминателей, но без их обязанностей.
— До чего же ты самодоволен! — воскликнул я.— Гордиться своей безгильдийностью!
— Как же еще можно выдержать волю Провидения? — Он взглянул на дворец.— Униженные — возвысятся, могущественные — падут. Прими это пророчество, дозорный: этот похотливый принц еще до начала лета узнает о жизни кое-что ему неизвестное. Я вырву ему глаза за Аулуэлу!