Железная звезда
Шрифт:
Взглянув на телефон, Эл нахмурился. Насколько он помнил, Мордекай разобрал аппарат на части и перерезал провод. А теперь телефон стоял в целости и сохранности, готовый к пользованию. Может, Мордекай собрал его перед уходом?
Пожав плечами, Эл снял трубку и облегченно вздохнул, услышав длинный гудок. Он должен позвонить во «Френдли файненс компани» и добиться увеличения ссуды.
Эл успел лишь трижды повернуть диск, набрав МУ4, как в трубке что-то щелкнуло и раздался незнакомый голос:
— Оператор девять, говорите. Оператор
У Эла отвисла челюсть. Так вот куда он попал. Его мышцы напряглись в попытке положить трубку на рычаг, но он, казалось, окаменел.
— Мне не нужен оператор,— услышал Эл собственный голос.— Должно быть, меня неправильно...
— Одну минуту,— перебили его.— Кто вы?
Всеми силами Эл пытался бросить трубку, но его голос продолжал:
— Я хотел задать вам тот же вопрос. Каким образом вы подсоединились к моему телефону? Я даже не успел набрать номер. Я...
Внутренне Эл кричал от ужаса. В этом континууме его прошлое (его будущее) осталось без изменений. Цепь странных событий вновь обрела начало. И вырваться из этого беличьего колеса, мрачно думал он, не удастся.
Тихий вкрадчивый голос
Впервые Брюс Робертсон увидел шкатулку в куче всевозможного хлама на прилавке; дело было в Лондоне, на Петтикот-лэйн. Это была маленькая шкатулка: дюйма три в длину, два — в ширину, а в высоту не больше трех восьмых дюйма. Сделана она была из какого-то металла (возможно, из алюминия), без всяких украшений, если не считать причудливой монограммы на крышке.
Казалось, чей-то спокойный голос шепнул Робертсону: «С твоей стороны будет совсем не глупо, если ты купишь эту шкатулку».
Робертсон взял шкатулку в руки. Торговец, небольшой человечек с ястребиным профилем и остроконечной рыжей бородкой, подозрительно косился на него черными блестящими глазками. Робертсон задумчиво прикинул на руке вес коробки, удивляясь своей заинтересованности. Вещица странная, ничего не скажешь. Тонюсенькая линия — не толще волоска — делит ее надвое, но, по-видимому, открыть шкатулку никак невозможно. На ощупь же холодна и поразительно легка.
«Ну же,— торопил голос,— купи. Не мешкай».
Губы Робертсона оттопырились в гримасе раздражения. Хозяин ларька выжидал, готовый к внезапному прыжку, если Робертсон попытается незаметно опустить шкатулку в свой карман. Но мысли Робертсона были весьма далеки от этого.
Он огляделся. Вокруг ларька кишели и толкались лондонцы, одержимые страстью к выгодным покупкам, стремящиеся приобрести шестипенсовую сковородку или ремень крокодиловой кожи всего за два с половиной пенса, и все это продавалось по воскресным утрам на своеобразном базарчике Ист-энда. В то утро Робертсон пошел на Петтикот-лэйн только смеху ради. У него кончался двухмесячный отпуск, проведенный в Европе. Вечером он должен был лететь на родину, в США, новым реактивным лайнером.
«Два-три шиллинга
Робертсон нахмурился. Действительно ли это голос? Или просто внутреннее озарение? Он привык к тому, что у него бывают наития, и притом удачные. Он протянул шкатулку хозяину и спросил:
— Сколько?
— Три шиллинга шесть пенсов.
— А сколько бы она стоила, если бы вы не знали, что я американец?
Человечек напустил на себя оскорбленный вид.
— Я не запрашиваю, приятель. Три шиллинга шесть пенсов — и шкатулка твоя.
— Два шиллинга,— сказал Робертсон.— Кстати, для чего она служит?
— Это уж твое дело, приятель. Ты ведь покупаешь, не я. Полкроны, и ни фартингом меньше.
Полкроны — это тридцать пять центов, подумал Робертсон. Бутылка пива в Штатах столько стоит. Усмехаясь, он вынул мелочь, старательно отсчитал два шиллинга шесть пенсов и сунул металлическую шкатулку в карман твидового спортивного пиджака стоимостью в сорок гиней-
«Лучше переложи шкатулку из кармана пиджака в брючный карман. На Петтикот-лэйн орудуют ловкие пальцы».
Робертсон всерьез задумался, откуда же исходят все эти советы. Он так явственно слышал мягкий спокойный голос, словно тот раздавался в нескольких сантиметрах от его уха. Ощущение было неприятное и смущало. Робертсон начинал верить, что реклама не преувеличила и абсент, который он пил недавно, в самом деле стоит своих денег.
Так или иначе, совет был дельный. Робертсон надежно упрятал шкатулку в левый карман брюк, поближе к бумажнику. Мигом позже чья-то неумелая рука уже шарила в опустевшем кармане пиджака.
Робертсон ухватил воришку за руку и хладнокровно вонзил ногти в чужую ладонь. Подняв глаза, он увидел перед собой бледного, потного юношу — обладателя косматой гривы неимоверно густых черных волос.
— Неуклюже сработано,— бросил Робертсон.— Да и карман все равно пуст. Убирайся-ка отсюда, пока не попал за решетку.
— Да я ничего такого не хотел, начальник! Слово даю, я...
— Пшел вон! — рявкнул Робертсон и выпустил руку воришки. Тот, довольный, юркнул в толпу.
Робертсон решил, что достаточно насмотрелся на Петтикот-лэйн. В бумажнике у него лежали пятьдесят несмятых пятифунтовых бумажек, и следующий карманник мог оказаться квалифицированнее.
Усиленно работая плечами, он пробрался сквозь толпу, подозвал такси и вернулся в отель «Мэйфер». Было без чего-то двенадцать дня. В девять часов вечера из лондонского аэропорта отправлялся в трансатлантический рейс его самолет.
Под дверью номера скопились воскресные газеты. Робертсон сгреб их в охапку, вошел в номер, вызвал коридорного и велел принести ленч через полчаса.
Он вынул из кармана шкатулку и стал разглядывать ее, в недоумении покачивая головой. Через минуту он положил ее на каминную полку. Решил, что слышанный им голос был плодом воображения. А сама шкатулка просто брусок металла. Разве только...