Железное сердце
Шрифт:
Дверь мягко отворилась, открывая уже знакомую обстановку. Люба оглянулась. Из окна лился свет, но совсем слабый, потому что оно выходило на противоположную от лужайки с установленными прожекторами сторону дома. Полумрак казался совсем домашним и очень правильным, здесь и сейчас ему самое место. Кровать не впечатлила, зато у стены валялись бесформенные кресла.
Эта комната как будто ждала их появления.
Это было больше, чем Люба могла вместить. Она вздохнула и повернулась к Бостону.
— Ты… — он смотрел
Вокруг слишком много свежести и темноты, чтобы их игнорировать.
Вокруг слишком много воздуха.
Вокруг было так тихо, будто внизу совсем не ревела музыка и кучи людей не прыгали по танцполу и не орали друг другу, пытаясь выделиться или просто докричаться до тех, кто не хотел слушать.
Она обманчиво мягко взяла его за толстовку на груди. Смяла ткань в пальцах и развернула его к стене.
Выбор сделан, определился в момент, когда принц и злодей слились в одно лицо, театрально-постановочную личность, которой так или иначе, рано или поздно придется отыграть свою роль. Почему бы не сейчас?
Бостон еще пытался что-то произнести, когда Люба толкнула его, роняя в мягкое кресло и конечно, он замолчал и подчинился, а потом она уселась сверху. Кресло смялось, проседая под их тяжестью практически до пола, носки Любиных сапог со скрипом заскользили по паркету, а его теплое тело сквозь тонкие колготки ощущалось как разгоряченная печь.
— Ты правда собир…
Люба подняла руки и обхватила его за шею, а потом наклонилась и поцеловала. Крепко, вжимая затылком в стену и зарываясь пальцами в волосы, а потом с сильным нажимом проводя по коже головы.
Потом опустила руки ниже, на секунду обхватывая одна поверх другой шею и слегка отодвинулась. Бостон тяжело дышал.
— Расстегни, — она сняла с талии его руку и потянула к своему сапогу. Так, по бедру и колену. Горячие пальцы на бедре. Горячие пальцы на колене. Горячие пальцы, обхватившие поверх сапога щиколотку. Бостон послушно нащупал молнию и потянул вниз. Потом вторую.
Радовало, что покрой юбки позволял творить, что угодно. Тем более, когда больше не хочется ждать.
Так или иначе, теперь ему придется отвечать за свои слова.
Люба всего на секунду поднялась и отошла в сторону, сбрасывая обувь. А потом задрала юбку и одним резким движением стянула колготки вместе с трусиками.
Он потрясенно выдохнул. Столько изумления… Любе не хотелось отвлекаться, переключать внимание на что-то другое, она опустилась на прежнее место, чувствуя голой кожей ягодиц шершавую ткань джинсов и тут же начала расстегивать его ремень.
— Подожди, Люба… Я вдруг понял. Это неправильно. Серьезно, забудь, что я говорил, мне не нужно, чтобы ты делала то, чего не хочешь.
— Поздно.
— Я придурок, знаю.
— Замолчи.
— Оказывается, я так не могу.
— Придется.
— Ты будешь жалеть. Ты же меня не хочешь.
Люба усмехнулась. Разве она не упоминала, что за свои слова нужно отвечать?
— Хочу.
— Что?
— Я хочу узнать, какой ты. Пусть даже ненадолго. Так что не мешай.
— Подожди, ну давай я хоть…
— Тс-с-с-с, — Люба зажала рукой ему рот и распахнула глаза, на секунду заглядывая в его нечеловеческие зрачки, чтобы убедиться — он слышал и услышал предупреждение, а потом снова его поцеловала.
Наклонившись к тумбочке, Люба открыла верхний ящик и на ощупь нашла пачку презервативов. Как предсказуемо…
Хоть в чем-то он предсказуем.
Очень быстро Люба расстегнула ширинку на его джинсах, разорвала жестяную упаковку, игнорируя свои трясущиеся руки, надела на него резинку, приподнялась, подаваясь вперед и направила его в себя.
Прыжок в бездонный воздух оказался самым безумным из всех, что она совершила в прошлом, впрочем, как и ожидалось.
Это было дико и очень необычно. У Бостона не получалось толком задрать узкую водолазку, не получалось достать губами до ее груди и в конце концов он прекратил попытки, просто обхватив ладонями ее спину и переключившись на губы, пытаясь их поймать, пока Люба двигалась, но она не отвечала, сосредоточившись на другом. Приходилось упираться рукой в стену за его шеей, а второй держаться за его плечо.
И это было лучшим, куда более огромным, чем все пережитое прежде. Прежде она никогда не занималась любовью в одежде. Никогда не приставала первой, так грубо и дико, без предварительных разговоров по душам, к человеку, у которого нет с тобой ничего общего.
И эта глупая неосторожная выходка во время, пока они двигались, казалась настолько правильной, что не жалко было последующей расплаты, в чем бы она ни заключалась.
Что-то должно греть тебя остаток жизни, который будешь вынуждена посвятить тем, кто в тебе нуждается. Целиком и полностью отдать тем, кто иначе не выживет. Когда горный воздух на секунду задержал падение, оказавшись куда более упругим, чем представлялось, Люба поняла, что у нее будет это — небольшая память, которая станет скрашивать серость грядущих будней.
А потом сорвалась и упала…
И он падал вместе с ней.
Люба замерла, устало упираясь лбом в его лоб, их дыхание смешивалось, постепенно успокаиваясь.
Ее ребра почти трещали, так крепко Бостон сжимал руки.
Она сидела так немного дольше, чем следовало, а потом отодвинулась и встала, освобождаясь сразу от всех частей его тела.
Он мягко подскочил следом, придерживая джинсы руками. Это выглядело так забавно… что на губах даже выступила улыбка, но Люба ее проглотила, как горькую таблетку. Бостон тем временем потянул руки к ее юбке.