Железный маршал
Шрифт:
Глава 1
Жестокий пинок в бок вырвал Шанаги из состояния глубокого сна, и он вскочил. Нападавший, явно железнодорожный охранник, отступил, держа револьвер наготове.
— Даже не пытайся, — посоветовал он. — Вали отсюда! Прыгай вниз.
— Прыгать? Сейчас? Ты с ума сошел! На такой скорости я разобьюсь.
— Туда тебе и дорога. Прыгай, или стреляю.
Шанаги бросил взгляд на револьвер.
— А-а, чего с тобой спорить. Мне пара пустяков отнять его и засунуть тебе в глотку. Но я прыгну.
Он повернулся, перелез через борт открытого товарного
— И забери свои грязные шмотки!
Из вагона вылетел куль и закувыркался в нескольких сотнях футов впереди. Затем пронесся мимо последний вагон, и Шанаги посмотрел вслед удаляющемуся по поющим рельсам поезду.
Он сплюнул набившийся в рот песок и выругался.
— Ладно, парнишка, — отряхиваясь, сказал он с горечью, — когда-нибудь придет и на твою улицу праздник.
Бормоча проклятия, он протер глаза, прочистил от песка уши и медленно огляделся.
Вокруг до самого горизонта расстилалась изумрудная равнина, покрытая колышущейся под ветром травой. Она напомнила ему океан, который он пересек, перебираясь из Ирландии в Америку.
Страшно хотелось есть, а еще больше — пить, он был зол на весь свет. Кроме того, болели свежие синяки, полученные вдобавок к старым. Он снова осмотрелся. По крайней мере, здесь его не найдут. Шанаги зашагал по насыпи к выброшенному из вагона тюку. Грязные шмотки? Покидая Нью-Йорк, он не имел ничего, кроме одежды, которая на нем.
Ему пришлось скрываться и не удалось встретиться с друзьями перед тем, как пуститься в дальний путь. Своих преследователей Шанаги не видел, но слышал, что они бегут за ним. Удирая от погони, выронил револьвер, и проходящий мимо грузовой состав оказался единственным шансом на спасение. Он вскочил в ближайший вагон и, как только город исчез из виду, сел на пол и сразу заснул. На рассвете проснулся и опять заснул, потому что смертельно устал. Поезд находился в пути почти два дня и две ночи. Так куда же его занесло?
Подойдя к тюку, постоял, разглядывая его. Тот валялся в молодой поросли кустарника у нижнего края железнодорожной насыпи. Брезентовый мешок и скатка одеял. Он никогда не имел ничего подобного.
Шанаги спустился по насыпи и поднял мешок. Тяжелее, чем ожидал. Первое, что пришло в голову, — бросить его здесь, но все решили одеяла. Пройдет день, и опустится ночь, а до ближайшего города еще идти и идти. Хотя охранник назвал тюк грязными шмотками, одеяла оказались новыми и на редкость чистыми. Встав на колени, он открыл мешок. Сверху лежал большой кусок бекона, завернутый в вощеную бумагу, под ним — пакетик кофе. «Царствие небесное покойничку», — определил он про себя местоположение хозяина мешка и продолжил исследования. На свет появилась пачка писем, карта и записная книжка с чистыми листами, вложенными в нее.
Под письмами нашел тщательно упакованный черный шерстяной костюм, две чистые рубашки, воротничок, запонки и пуговицы для воротничка. Там также лежала пара нижнего белья, прямо с прилавка, бритва, мыло, кисточка для бритья, расческа, ножницы и немного лосьона для лица.
Но самое главное, со дна достал заряженный револьвер сорок четвертого калибра и коробку патронов к нему. Затянув мешок, он повесил его через плечо и тронулся в путь.
День только начинался, наступил первый предрассветный час. Чтобы не скакать по неравномерно расположенным шпалам, Шанаги бодро зашагал рядом с полотном железной дороги со скоростью две — две с половиной мили в час.
В траве сновало множество кроликов, попалась гревшаяся на солнце змея и несколько стервятников. И больше ничего. Ни деревца, ни животного, ни даже какой-нибудь скалы. И так до полудня. Только одолев почти двадцать миль, путешественник заметил, что местность начала меняться. Дважды рельсы пересекали по эстакаде ущелья, и в конце концов он подошел к неглубокому оврагу, который, сужаясь, упирался в скалу. Шанаги спустился с насыпи и отправился вдоль оврага, миновал утес и оказался перед крохотной впадиной, где росли тополя, ивы и бежал ручей.
На ровном дне впадины, где ярко зеленела сочная трава, он нашел выложенный кем-то неровный круг почерневших от жара и дыма камней для костра и кучу хвороста. Шанаги набрал мелких веток, сухой коры и развел огонь. Затем нарезал бекон и поджарил его на палочке. Утолив первый голод, отрезал еще несколько ломтиков и, готовя их, стал осматривать свое убежище. Местечко показалось ему удобным и даже уютным. На какое-то время еды хватит, вода здесь вкусная, можно отдохнуть и расслабиться. Беглец не имел представления, где находится, знал лишь, что к западу от Нью-Йорка. Ему не случалось ни разу Видеть карту Соединенных Штатов. Только Нью-Йорк он знал хорошо да две недели провел в Бостоне, западнее Филадельфии не выезжал.
Одно хорошо: здесь преследователи его пока не найдут, хотя поиски не бросят. Ну и пусть себе ищут.
Том Шанаги рос крепким парнишкой с тяжелыми кулаками, наставившими немало синяков одногодкам. Уже с шести лет он помогал отцу в кузнице — подковывал лошадей, чинил коляски, словом, выполнял все, что ему поручали.
Его отец, соблазнившись наличными, которые выплачивали записавшимся в армию, поступил кузнецом в кавалерийский полк и вместе с ним уехал в Британскую Индию. Вскоре оттуда пришли вести, что он погиб. Убитая горем мать решила покинуть Ирландию и эмигрировать в Америку, но она не выдержала долгий морской переход и умерла на пароходе. Одиннадцати лет отроду Том высадился в Нью-Йорке совершенно один, без друзей и без денег.
Он попал с корабля на бал, если балом считать неприятности, которые тут же свалились на его голову, как только он ступил на землю. Мальчик примерно его возраста, стоявший на причале с группой других ребят, обозвал его «грязным Миком», и Шанаги ответил единственным способом, который знал. Он пошел махать кулаками. Его первый удар свалил обидчика, второй сбил с ног стоявшего рядом парнишку, однако в следующую минуту задиры всем скопом навалились на Тома — семь, а может, и восемь на одного. Том дрался остервенело, лупил руками и ногами, кусался и душил. Он знал, что один. Неожиданно рядом с ним оказался мальчик, которого он видел на пароходе, но не слышал даже его имени.