Железный трон
Шрифт:
Эдан взглянул на него с любопытством. Никогда не знаешь, чего ожидать от мальчишки. Когда дело касалось Микаэла, Эдан сам многое принимал как должное. Он всегда считал Микаэла избалованным ребенком, каким тот, безусловно, во многих отношениях и являлся — надменным, своенравным, вспыльчивым и упрямым. Однако, какими бы ни были его недостатки, трусость среди них явно не числилась. Микаэл показал себя храбрым, надежным и находчивым товарищем. Перед лицом опасности он повел себя более решительно, чем Эдан, несмотря на то, что был шестью годами моложе. Он действительно имел все качества, необходимые королю. Судьба империи
Маг закончил разговор с эльфами и вернулся к ним. Микаэл смотрел на него с любопытством, и хотя Эдан старался не обнаружить владевшее им беспокойство, судя по выражению лица Гильвейна, он не вполне преуспел в этом.
— Позвольте вас заверить, вам нет нужды беспокоиться, сказал колдун. — Я сказал, вы будете моими гостями при дворе Туаривеля, и вы будете гостями, которых примут с должным уважением и учтивостью. И вы воротитесь домой по возможности скоро и с надлежащим эскортом.
— Благодарю вас, господин колдун, — сказал Микаэл, — и за ваше гостеприимство, и, еще раз, за то, что вы спасли нас от гоблинов. Можете быть уверены, мы этого не забудем.
— Рад слышать это, ваше высочество, — ответил Гильвейн. — И мне было бы приятно, если бы вы называли меня просто по имени, а не «господин колдун». Я не титулованная особа и не рыцарь. И мы, эльфы, не соблюдаем подобные формальности.
— Прекрасно, Гильвейн, — сказал Микаэл. — Тогда вы должны звать меня просто Микаэл.
Эльф улыбнулся на это.
— И поскольку я не в том положении, чтобы полагаться на ваше верноподданство, — продолжал Микаэл, — я смиренно прошу вас о милости.
— Просите — и я окажу ее вам, насколько это в моих силах, ответил Гильвейн.
— Мы оба устали, но Эдан изнурен до крайности. Ему пришлось бежать за волками гоблинов почти весь день. У него болят ноги, сведенные судорогой, и он потратил все свои силы на заживление раны, которую получил. Возможно, вы спешите вернуться в Туаривель, но ради своего друга я хотел бы попросить вас дать нам время для отдыха.
— Хорошо сказано. — Гильвейн одобрительно кивнул. — Однако не беспокойтесь, вам не придется идти пешком до самого Туаривеля.
— Так значит, у вас есть кони? — оживился Эдан.
— Пешком эльфы умеют передвигаться по лесу быстрей, чем верхом, — ответил Гильвейн. — Однако нам нет нужды путешествовать через лес, когда мы можем совершить путешествие над ним.
— Над ним? — переспросил Эдан.
Гильвейн улыбнулся.
— Смотрите!
Он поднял свой плащ и произнес какую-то фразу на эльфийском наречии. После чего шагнул к ним и набросил плащ на них обоих.
Под темной полой плаща Эдан ничего не мог видеть, но почувствовал, как ноги его отрываются от земли. Ощущая пьянящую легкость и головокружение, он начал вращаться в воздухе все быстрей и быстрей, пока не закружился, как детский волчок, одновременно поднимаясь все выше и выше. Он хотел закричать от страха, но у него перехватило дыхание.
Стремительно вращаясь в центре смерча, он услышал быстро нарастающий свист ветра, подобный завыванию урагана в ветвях деревьев, и затем перестал ощущать свое тело. Это не походило на полное онемение; казалось, его тело просто перестало существовать. Эдан попытался поднести руки к лицу, чтобы проверить, есть ли у него еще лицо, поскольку совершенно не чувствовал кожей дуновения ветра или прохлады ночного воздуха. Однако, попробовав пошевелиться, он в неожиданном приступе ужаса осознал, что у него больше нет рук, чтобы шевелить ими, да и ног, собственно говоря, тоже. Он не ощущал своего тела, потому что ощущать было нечего. Затем внезапно мрак рассеялся, и Эдан обрел возможность видеть. Если бы у него оставались легкие, чтобы дышать, у него перехватило бы дыхание.
Они находились высоко над лесной поляной, на которой стояли несколько мгновений назад, и верхушки деревьев стремительно удалялись от них. Эдан услышал шум ветра, хотя и не понимал, каким образом, поскольку не чувствовал, чтобы у него оставались уши. Равным образом Эдан не понимал, каким образом он видит, когда у него нет глаз, чтобы щуриться от ветра.
Было по-прежнему темно, но все же внизу он мог отчетливо разглядеть эльфов, которые бежали по лесу, то пропадая, то появляясь в просветах между деревьями, то снова скрываясь с глаз под сенью леса. Сначала Эдан подумал, что их было больше, чем те двенадцать, которых он видел на поляне, но потом понял, что видит все тех же эльфов, только двигаются они с поразительной скоростью. Он не мог понять, как это им удается так стремительно мчаться сквозь лесную чащу. Да, правду говорят, что эльфы могут бегать, как олени. Будь Эдан на земле, даже полностью отдохнувший, он никогда не сумел бы держаться наравне с ними. Ни один человек не в силах бежать с такой скоростью.
Его способности восприятия полностью изменились. Теперь они находились высоко над лесом, и все же Эдан видел все отчетливо, несмотря на темноту. Он осознал, что в действительности он видит не глазами, поскольку человеческое зрение не обладает способностью видеть в темноте, присущей эльфам. Более того, он мог видеть все, что творилось вокруг, не поворачивая головы. Собственно, и головы-то у него больше не было. Его физическое тело каким-то образом исчезло, испарилось, подобно утренней росе, и все явления окружающего мира он постигал не органами чувств, но непосредственно сознанием.
Сходные ощущения Эдан иногда испытывал только лишь во сне, когда ему снилось, что он каким-то образом покинул свое тело и парит над ним, глядя вниз, на себя самого, лежащего на постели. Он не знал, отчего ему снятся подобные сны, и радовался, что не видит их чаще, поскольку они повергали его в глубокую тревогу. Они всегда оставляли впечатление полной реальности: Эдан действительно чувствовал, как плавает в воздухе, прямо под потолком, и всегда испытывал странное, тревожное, головокружительное ощущение при виде своего тела внизу.
Сейчас он испытывал очень похожее чувство, только на сей раз оно длилось, и над ним не было потолка, чтобы остановить его. Они продолжали подниматься все выше и выше, и теперь ощущение вращения исчезло — осталось лишь жутковатое ощущение полета, полной невесомости и свободы, какие испытывает птица, парящая высоко над лесом. В этот миг Эдану вдруг пришло в голову, что, может быть, он умер; и мысль эта повергла его в ужас — тем больший, что он чувствовал себя совершенно беспомощным и не способным ничего предпринять. Он впал в совершенную панику, когда подумал, что уносится в небо навсегда, чтобы никогда больше не вернуться на землю.