Железом и кровью
Шрифт:
Сарнаут.
Некогда цветущий огромный мир, который населяли эльфы и загадочные джуны, люди и громадные орки, хитрые корыстные гоблины, взбалмошные весёлые гибберлинги, да и прочие расы без числа и племени.
Говорят, что одним из самых больших и густонаселенных континентов был Йул, протянувшийся с крайнего севера и до южных пустынь. Здесь было всё: густые леса, высокие горы, непроходимые джунгли… Этот континент являлся основной ареной всех исторических событий Сарнаута.
Когда Катаклизм расколол планету на многочисленные
С того времени оставшиеся острова и стали прозывать аллодами.
Причины Катаклизма не разгаданы по сей момент. Большинство сходилось в том, что во всем виновата цивилизация джунов, тянувшиеся к власти и могуществу, и потому каким-то образом открывшая дверь в иной мир.
То был мир первозданной энергии, откуда можно было бесконечно черпать магическую силу. Но тщеславие и излишняя самонадеянность сыграла злую шутку с джунами: Астрал ворвался в Сарнаут, подобно урагану, а вместе с ним и демоны, и разрушение и гибель…
— Мечтаешь? — чей-то знакомый голос развеял мои размышления.
Я повернулся: возле покосившегося фонаря стоял Бернар. Его тёмные крылья за спиной медленно и даже как-то лениво поддерживали тело эльфа над грязной землёй.
— О! Я рад тебя видеть!
Бернар широко улыбнулся и приблизился. Мы обнялись.
— Ты давно вернулся? — спросил я эльфа.
— Третьего дня. А ты, смотрю, практически не изменился.
— Ну-у… не совсем…
Бернар снова улыбнулся, и мы присели с ним на лавку.
— Я, как ты понимаешь, не с простым визитом к тебе, — начал эльф. — Миссия хочет знать, что произошло с Энтони ди Вевром. Где маг?
Такой прямой вопрос мгновенно вызвал у меня ступор. В голове мгновенно промчался табун неприятных воспоминаний.
— В Орешке, — сухо ответил я.
— Где? — лицо Бернара чуть осунулось.
— Я просто не успел…
Уже к обеду мы добрались до верфи. Стража на подходе к ней настороженно смотрела на меня, словно ожидая какого-то подвоха.
Миновав пост, мы прошли узким «горлом» и очутились в огромной, закрытой с трёх сторон высокими отвесными скалами, бухте. В самом её центре выделись три остова строящихся кораблей.
— Что там происходит? — хмуро спросил Брас. — Эй, Тул, смотайся к Хромым.
Один из гибберлингов живо бросился, засеменя своими маленькими ножками, в сторону деревянных срубов.
— А что такое? — спросил я у Браса.
— Да вон видишь, рабочие толпятся у мастерских.
И точно, чуть пониже ремесленных домиков, было видно около полусотни рабочих. Они явно что-то живо обсуждали, громко выкрикивая: «Любо!»
Я подошёл вместе с Брасом и его братом ближе и, наконец, стал различать во всём этом гуле голосов призывы к тому, чтобы забросить работу и отправиться по домам.
—
— Ты, Гриша, чего горланишь? — озорно бросил Брас.
— О-о, заявились!
— Заявились, — уже со злобинкой в голосе поддакнул Брас.
Я краем глаза заметил, что на берег идут несколько стражников в окружении целой толпы разношёрстных гибберлингов.
— Мы требуем…
Поднялся такой шум, что я вообще перестал различать слова.
— Тихо! Тихо! Тихо, я сказал! — на небольшой валун влез старенький седой гибберлинг в меховой шапке.
Он поднял руки вверх, призывая всех замолчать.
— Хромой. Это Хромой. Эд Хромой, — донеслось из толпы. — Пусть скажет.
Через минуту стало тихо.
— Вот что, ребятки, есть ли промеж вас такой, кто может толково объяснить, по какому случаю тут совещаетесь? Чего работа стоит?
— Гришка, давай!
Вперёд вышел всё тот же длинный мужичок. У него было выщербленное лицо, носившее следы перенесённой в детстве оспы. Криво усмехнувшись, Григорий начал:
— Мы хотим нормального к себе отношения.
— Как это понимать?
— Третьего дня, когда бандиты пытались ворваться на верфь, вы заперлись у себя, а нас бросили в мастерских. Семнадцать душ загубили. Да оно, может, и понятно было бы, так опосля вы даже-ть не подумали их семьям какой-то грош послать…
— Вот тут ты, Гриша, не прав. Никто нигде не запирался. Просто число бандитов было слишком велико, и мы сразу не смогли их одолеть. То, что погибли рабочие, конечно, печально. Мы все скорбим. Но не надо забывать, что и среди стражников, да и нас, мастеровых, двенадцать душ погибло, а семеро изранено.
— Виру! Выплачивайте виру!
— Какая вира? — воскликнул кто-то позади Эда Хромого. — Вы совсем, что ли, белены объелись? Вира платится с ватаги, коли она не выдаёт виновного…
— А гибберлинги, что были в банде? Те морочники. Не Браса ли родственнички?
— Да ты, Гриша, точно с дуба свалился! — ответил Эд. — Если тебя послушать, так виру с вас сдирать надо.
— Отчего это? — подбоченился тот.
— А то, что в банде были люди. И они напали на нас — гибберлингов. А раз люди, то чего б среди них не быть вашим родственничкам? Может, Гриша, и твоих?
Снова стал подниматься гул, но Хромой резким жестом приказал всем замолчать.
— Тихо! Чего шумите? Будем разбираться. То, что касательно вашей виры…
— Да! Что там?
— На днях мы отсылаем Избору посыльного (тут у меня голове вдруг пронеслось, а почему к Избору; ведь он какое дело до всего этого имеет?) и будем просить, чтобы похлопотал о выплате семьям погибших причитающейся доли. Приём из расчёта, коли бы они отработали весь срок.
— Правильно! Верно говоришь! — донеслось со всех сторон.