Железом и кровью
Шрифт:
— Слабину? Ха! Наши ошибки привели к тому, что в самом сердце Кании зародился мятеж.
— Ошибки! Ошибки! Ошибки! — Жуга так махнул рукой, что будь у него сабля, то снёс бы мне голову. — Идеальных государств не бывает. Везде присутствует и ложь, и предательство, и боль, и разочарование. Надо стремиться к лучшему. Побороть себя, свои тёмные стороны. Думаешь это легко?
— Ничего я не думаю. Я только констатирую тот факт, что мы сами виноваты в мятеже.
— Эка, удивил! Виноваты, согласен. И не только мы. Но тут сейчас создаётся сообщество свободных
— У меня такое ощущение, что сейчас так оно где-то и есть.
Исаев сердито хмыкнул.
— Ты что-то уж рьяно стал защищать мятежников.
— Я говорю о том, что следует проявлять сострадание…
— Что? Сострадание? И это говорит тот, кого за глаза прозывают: «Пленных не берём»? А вчера и того лучше: «Мой меч — твоя голова с плеч».
— Я Бориса Северского не убивал. Он…
— А остальных? Вот то-то! Сострадание! Рассмешил, не могу. Мы должны проявить силу, чтобы лучшее нашло своё проявление в следующих поколениях. И пусть они потом судят, правы мы были, али нет. Повторюсь, что Лига — это сообщество свободолюбивых людей… эльфов и гибберлингов. Да вообще всех, кто за наши идеалы всем сердцем, всей душой. И борьба за эти идеалы не бывает и не может без крови, боли и страдания. И всё: оставим эту тему! Я вижу, что ты мыслишь слишком узко. В нашем деле так нельзя!
— А я смотрю, мы с вами такой ядреный суп варим!
— Ядрёный, — согласно кивнул Жуга. — Ещё какой ядрёный! Другого нельзя. Союзники не поймут. А им нужны сильные товарищи. Ладно, оставим политику. Перейдём к делу…
Тут Жуга потёр виски. Из памяти всплыл вчерашний разговор с Иверским, главой Защитников Лиги…
7
— Думаешь, я этого не вижу? — Избор сделал сильное ударение на слове «я».
Он сжал зубы так, что, казалось, они сейчас начнут крошиться. Его крупный нос, портящий открытое честное лицо, начал краснеть.
— Мне тоже рассказывают и о тех, кто остался без кормильца, и о тех, чей муж, отец или брат перебежал на сторону бунтарей.
— Перебежал! — Жуга хохотнул и мотнул головой.
После Совета он был сильно возбуждён.
— У меня на одной улице живет семья Зубовых, — продолжал Жуга. — Муж сейчас под Орешком сидит. А сын, который, кстати, воевал на Святой Земле, по другую сторону стены. Вот тебе и…
Жуга резко махнул рукой, будто рубал кого-то мечом.
— Представь, каково матери. Я её знаю. Приходила несколько дней назад к моей благоверной денег просить. Она не знала, что я дома. Не знала, что сижу в соседней комнате. Слышал, как плакала… убивалась… Что ей делать?
Избор резко поднялся.
— Ты меня жалобить сюда пришёл? Я тебе таких историй… да ещё похлеще… с десяток, а то и сотню…
— Да не в том дело. Не важно, победим мы, или проиграем. — Жуга замолчал. Его лоб покрыла сеть глубоких морщин. — Что дальше? Кто-то думал об этом. На улицах каждый второй кричит, мол, при Валирах
— Что? — Избор развернулся. — Да я их… да мы…
— Вот именно! Только то и можем, что головы направо да налево сечь.
— Ну, так пусть Империя нас жрёт с потрохами…
— Да причём тут Империя? Чуть что, так ей прикрываемся. Это, мол, она людей за людей не считает. А сами?
— Здесь серединки нет! Или Лига, или Империя. С нами, или с ними. Всё! Третьего не будет… ты, Жуга, крамольные речи ведёшь. Не боишься, что прознают в Совете?
— Ты думаешь, я побоюсь это повторить там? — Исаев снова «закипел», вдруг вспоминая сегодняшнее вече и страсти, кипевшие там.
Вспомнил вдруг беспомощное усталое лицо Айденуса, когда эльфы и люди сошлись в словесное перепалке, кто, мол, виноват в нынешней ситуации. Одни лишь гибберлинги вели себя сдержано.
Великий Маг даже не пытался вмешаться и это сильно разозлило Исаева. Нужно было что-то решать, но никто так и не взял бразды в свои руки.
Избор повернулся, пристально вглядываясь в хмурое лицо Исаева.
— Ты, думаю, не побоишься. А зря. Я сам не рискую выступать… сожрут с костями. И не подавятся.
Лицо Иверского стянулось в страдальческую мину. Он глухо рыкнул и мотнул головой.
У него на столе лежала измятая карта Святой Земли. Иверский склонился над ней, но его взгляд поверхностно проскользил над столом.
— Порой, — проговорил он негромко, — я завидую Империи. Контроль и дисциплина.
Он повернулся к Исаеву и пояснил:
— Чёткость. Слаженность.
— Теперь ты говоришь крамольные речи…
— Да брось ты, Жуга! Крамола! При нашем разброде и шатании удивительно, что мы до сих пор противостоим Империи. Кто командует? Посмотри на них! И кем приходится командовать? Я сколько сил положил на Защитников Лиги, ты себе представить не можешь! Мы до сих пор живём тезисом моего предка Фалирота: «Любой свободный житель Кании своим мечом должен отстаивать эту самую свободу для себя и своих близких». Так?
— Что-то в это есть…
— Да не «что-то»! В этом вся наша жизнь! Задумывалось как одно, а в результате — совершенно другое. Думаешь, мне сильно нравится отправлять в Орешек зеленоротых ополченцев? Да я бы, будь моя воля, основной упор делал на Защитников Лиги. На худой конец привлекал бы наёмников! От них больше толку, чем от всего этого сброда.
Избор резко стукнул кулаком по карте.
— А потом все плачутся, мол, сколько невинно загубленных жизней…
— Почему «невинно»?
Избор как-то странно посмотрел на Исаева, а потом снова склонился над столом.
— Теперь мне понятно, отчего тут такое затишье, — вдруг сменил он тему, кладя на стол свою широкую ладонь.
Исаев поднялся и подошёл ближе.
— Хадаган готовится к вторжению в Орешек, — продолжил Избор.
— Думаешь поэтому и затишье?
— Уверен. Да и разведка об этом сегодня доложила. Залесский…
— Слишком ты на него уповаешь. Между прочим, многие не забыли про Паучий склон. Это ведь его вина…