Железом и кровью
Шрифт:
А потом всё также хмуро посмотрел и на меня, злобно бросая:
— Уходим. Сейчас к башне подойдёт подкрепление…
12
В холодном вечернем воздухе, заполненного дымом костров, зазвучал чей-то далёкий голос. Звук шёл со стороны Орешка.
Егор встрепенулся и даже привстал. Я не мог разобрать ни одного слова, но мне сильно импонировал этот сильный мужской голос. Стал прислушиваться, но ветерок с юга уносил слова прочь.
Егор снова сел к костру и наклонил голову к земле. Его лицо нахмурилось, губы сжались в тонкую полоску.
— Что случилось? — спросил кто-то
Егор молчал. Его напряжённость передалась и нам.
— Да что случилось, Егор?
— Знаете…
Слова утонули внутри горла и Егор задохнулся.
— Кто поёт? Что за песня там звучит? — прислушивались дружинники.
— Уж не ли разбойничья? Не «Чёрна гора» ли?
— Разбойничья, — сердито проворчал Егор, и вдруг он закрыл рукой лицо.
Мне не часто приходилось видеть плачущего мужчину…
Всю дорогу к лагерю, Сивонос молчал. Он сам нёс своего погибшего товарища, не подпуская к нему никого.
Потом, у воеводы, он заявил, что эта гибель на его совести.
— В бою бывает всякое, — пространно ответил Залесский.
Было не понятно, то ли он обеливает Егора, то ли просто сочувствует.
Взгляд его серых глаз вдруг упёрся в меня.
— А ты, парень, не промах. Троих уложил… Сам… Может, Избор, и не преувеличивал, когда писал о твоих подвигах… Ладно, завтра на рассвете начинаем штурм. Ты по-прежнему желаешь идти с гренадерами в первых рядах?
Я замялся. Слово «желаешь» вызвало массу неприятных мыслей.
— Можно и так сказать, — сухо отчеканил я.
— Приказ… понимаю, понимаю… Хотел бы, чтобы мы расстались без зла друг на друга. Я утром погорячился. Такое у меня бывает… Да ещё этот Северский… Эх! Ладно, вот моя рука.
С этими словами воевода встал и подошёл ко мне, протягивая свою сухую жилистую руку. Егор странно посмотрел на эту сцену и вдруг вышел вон.
Я, чуть замешкавшись, пожал ладонь воеводы.
— Честно и грозно! — громко сказал он.
— Пока ночь не закроет наши глаза, — закончил я старый девиз.
— Да… пока не закроет, — воевода расфокусировал взгляд, окунаясь в свои воспоминания…
Я сидел у костра. Не хотелось идти в шатёр, где, наверняка, Николя ди Вевр уже приготовил прекрасный ужин. Но мне всё равно не хотелось.
Издалека, прорвав порывы ветра, донеслось уже чётче:
…не пахана, Ой, не пахана! Кровью омы-ы-та-а-а! Дымом пови-и-ита! Да трупами сея-а-на Ветрами овея-а-на. Кровью омы-ы-ыта, Огнём-пеплом покры-ы-ыта!И снова слова растаяли в воздухе. Тут негромко затянул Егор.
Он поднял на меня взгляд и посмотрел с каким-то вызовом в глазах. Его могучий бас сильно отличался от звонкого голоса из Орешка, но песни совсем не портил. Пел с какой-то злобой, словно изнутри него кто-то другой рвался наружу.
Я не сразу понял причину такого странного взгляда. Егор выпрямил спину, развернул грудь и смелее затянул дальше:
Ой, в полечке-по-о-ле По вражьей, по во-о-ле Два друга уб-и-ито. Названных брата да вби-и-ито! НаЕгор запнулся, и было замолчал, но откуда-то слева подхватили ещё двое:
Чёрные ве-э-тры Да чёрные ту-у-чи На склоне Пау-учьем, Ой, да на Пау-учьем! Долго ль ли бу-удем Мы други страдать ли? Долго ль ли бу-удем Терпеть? Такова судьба-а ли?И вот вдоль костров понеслось:
А у братца да стар-ршого Будет высока моги-ила. У малого, да у втор-рого Лишь земля не ми-ила. Далече моги-ила! Далеко, что ска-ажешь! Но сироты детки Не увидят да-аже! Не узнают они, эх-х Где лежат отцы-ы их. Потому как нас вже-е Травы густы скры-ыли.Егор снова закрыл глаза рукой, а из Орешка донеслось:
Там земля не пахана, Ой, не пахана!..Все ребята у костра молчали. Лица их посерьёзнели. Уже никто не подшучивал, не подтрунивал друг над другом. Завтра день обещал быть трудным. И ужасным.
Я прилёг на спину и чуть прикрыл глаза. Мне показалось, что лишь на секунду.
И снова откуда-то выплыло странное воспоминание, словно картина из далёкого-далёкого полузабытого прошлого: пылающий корабль, чьё-то тело, пронзенное стрелами насквозь…
Это моё тело.
Капли дождя падали на лицо. Во рту был солоноватый привкус.
Кто-то наклонился надо мной и прошипел, будто змея:
— Ж-живо-ой! Тяните его на кора-абль. Ж-живо-о. Мож-жет, ещ-щё успе-ем.
Я ничего не видел. Дождь заливал глаза, да ко всему ещё они сами закрывались от огромной усталости…
Ночь… прохлада… высокие колоны… под ними сотни свечей… пахнет миррой и ладаном… рядом кто-то стоит… и ещё кто-то… их много… они молчат… стоят и смотрят… словно не живые…
Мертвецы… Искры погибших… как их тут много… орки… гибберлинги… даже эльфы… все стоят и смотрят в темноту бесконечной залы…
Свечи тихо потрескивают… кто-то идёт… я вижу лишь размытое белёсое пятно… он ближе… ещё ближе… шаркают старческие ноги… покашлял чуть-чуть…
Это гоблин…
— Ещё один, — недовольно проворчал он. — Как звать-то? Молчишь? Все поначалу молчат. Вон их сколько… Стоят, как статуи…
Его смешок эхом унёсся в темноту.
— Пошли, буду тебя записывать… Как там, говоришь, зовут? Сверр?..