Железом и кровью
Шрифт:
— Хочешь, расскажу одну интересную историю? — предложил он, отходя назад.
При словах «пошёл», «отходя» и «двигался» следовало бы понимать то, что эльфы почти никогда не касались ногами земли. Они едва-едва парили над ней. Наклонившись в какую-либо сторону, их тела начинали перемещаться в пространстве. Эфирные крылья едва заметно колыхаясь, переносили их с места на место. Причём что интересно, у каждого эльфа крылья были разные: у одних наподобие стрекозиных, у других — птичьих, у третьих — как у мотыльков, и далее в таком же духе. Чем это было вызвано мне не понятно,
— Какую историю? — спросил я, оглядываясь в поисках обсидиана. В моём понимании это должны были быть какие-то чёрные камни.
— Эльфы — одни из самых древних созданий Сарнаута.
— Это и дураку понятно, — пробормотал я.
— В старом мире мы, эльфы, жили по-другому. Главным понятием миропонимания была Красота. Она считалась основным критерием жизни. Это отражалось во всём: в философии, в поступках, в одежде, в архитектуре… В общем — во всём. Но чем больше мы познавали мир, тем больше уродств в нём находили. И вот тогда началась Битва за Красоту: мы меняли саму природу до самых её истоков. Но чем больше изменяли этот мир, тем больше врагов в нём встречали.
Однажды древние эльфы столкнулись с джунами. Говорят, что они были словно неким кривым зеркалом, в котором отразилась сама наша суть. Однако джуны были не менее могущественны, чем мы. А, может, и… В общем, эльфы и джуны пришли к некому паритету в Битве за Красоту.
Но однажды их союз дал трещину. Это стало после того, как мир столкнулся с Драконами.
Это был Идеал, само Совершенство. Это были Хозяева мира.
Но была одна проблема: Драконы уничтожали всё — и эльфов, и джунов, и троллей, и авиаков. Всех без исключения. Мы — эльфы — видели в этом только одну причину: весь мир, включая и нас самих, для Драконов был Уродством. Наши принципы требовали одного — умереть во имя Красоты, если того требуют Идеалы — Драконы. Однако был найден ещё один выход: можно было измениться и приблизиться к Совершенству. Мы решили стать подобными Драконам.
Почти двести лет длились магические изменения… Мы давно мечтали обрести крылья. И вот — результат…
— Но после Изменения мы не стали жить вечно, а только дольше. И крылья лишь приподнимали наши тела над землёй… Можно было бы снова запустить процесс Изменения и скорректировать некоторые моменты, но вот надобность в этом отпала, — тут Бернар сделал театральную паузу.
— Почему? — подыграл я ему.
— Джуны не хотели мириться с ролью жертвы и, в конце концов, уничтожили всех Драконов. А сами стали жертвой непонятного проклятья… Мы получили для себя следующий урок: в этом мире права на жизнь не имеет никто — ни Красота, ни Уродство. Погибают все…
Бернар коснулся рукой стелы и закрыл глаза.
Всё-таки странные эти эльфы. Понять их, практически, невозможно. Не удивительно, что их, мягко говоря, недолюбливают.
— Бернар, — окликнул я эльфа. — Давай искать обсидиан. Мы тут за этим.
Несколько секунд тот медитировал над старыми развалинами, а потом, тяжело
— Что их искать! — бросил он и вытащил из-под одной из разбросанных каменных плит какой-то камень. — Держи.
Это была часть какой-то поделки, своим видом похожая на гигантский острый зуб.
Бернар обошел вокруг стелы и вскоре принёс мне ещё несколько кусков обсидиана. Я аккуратно сложил их в свою котомку и присел на плиту.
— Возвращаемся? — спросил я эльфа.
— Передохни часок, а я тут в округе пошатаюсь, — ответил тот.
Пока Бернар занимался изучением окружающих развалин, я успел позавтракать. А вскоре к нам подошла Стояна.
Она как-то странно посмотрела на потуги Бернара и присела напротив меня. Её питомец вылез на песчаный холм и задремал.
— Нашли? — всё таким же тихим голосом спросила Стояна.
— Ищет, — улыбнулся я.
Язычница вытянула свою мохнатую флягу и сделала несколько мощных глотков.
— Не желаешь? — спросила она, протягивая её мне.
— Можно.
Я принюхался: это был всё тот же «хмельной сбитень» — другого названия ему я не нашёл. Первосвет был прав: напиток быстро бил по мозгам, но тут же «выветривался», оставляя после себя приятную лёгкость.
— Странный твой друг, — кивнула Стояна на Бернара.
— А кто из нас не «странный»!
Стояна улыбнулась.
Тут к нам подошёл Бернар. Словно не замечая друидки, он подал мне сигнал, что можно уже двигаться дальше.
— Через лес? — спросил я его, поднимаясь. — Напрямую к лагерю?
— Нет, давай обойдём. Там, дальше к северу, вроде холмистая местность.
— Всё, бывай! — бросил я Стояне.
Бернар оглянулся на неё и кивнул головой. Судя по его взгляду, он до сих пор был «потерян» где-то в глубинах истории, со всеми её Драконами, эльфами и джунами.
— Странный он, всё-таки, — снова бросила мне друидка. Она осталась сидеть на плите, провожая нас взглядом.
К полудню лес справа кончился, и мы вышли на широкий холмистый пляж, который севернее клином до самого астрала ограничивали горы. Возле самой опушки стояла потрёпанная хижина.
Мы с Бернаром остановились осмотреться. Снаружи не было ни одной живой души, хотя следов вокруг полно. Мы приблизились к хижине, и я осторожно заглянул внутрь.
Глаза не сразу перешли от света к тьме, и несколько секунд я, как говорится, «ловил зайчиков».
В помещении на подстилке из веток лежал полуживой гибберлинг, над которым склонился дремавший эльф. То был Даниэль ди Плюи, лекарь.
— Эй! — осторожно позвал я.
Эльф чуть дёрнулся и повернулся.
— Вы тут одни? — спросил его Бернар.
— Да… один, — Даниэль поднялся, подошёл к деревянному столу, на котором были расставлены какие-то склянки. — Лока и разведчиков сегодня ночью срочно вызвали назад в лагерь.
— Как он? — спросил я, кивая на гибберлинга.
Очевидно, это и был тот «неизвестный с северного берега».
— Тяжело. Всё ещё в бреду… Видите, как отощал… да ещё ранен ко всему…
Лекарь смешал какие-то снадобья и вернулся к гибберлингу.