Железом и кровью
Шрифт:
…Я лежал в зарослях, наблюдая за лесовиком-волхвом. Он сидел у деревянной клетки, в которой жалобно повизгивали маленькие волчата. Два других лесовика, судя по всему охотники, что-то тихо ему говорили.
Дальше, шагах в пятистах, был лесной посёлок. Я уже успел его осмотреть, а теперь, наткнувшись на волчий питомник, пытался разузнать о его назначении. В памяти всплыли слова Матвея Шрама про то, что вокруг Новограда возросло количество волчьих стай.
И вот тут меня заметили. Лесовик-зверолов, шедший, как я потом понял, по моим следам, вышел прямо на засаду.
Поднять
Уже стемнело, когда мы доплыли до помоста. Я всё надеялся, что лесовики ещё не хватились меня искать. Своими действиями я наверняка их переполошил.
Ещё бы! В самом сердце, так сказать их «дома» и такое! Теперь наверняка усилят охрану.
Мне вдруг вспомнилось ещё одно сегодняшнее дневное столкновение на астральном берегу, западней Озерного урочища. Я как раз там нашёл несколько дубов с метками корабелов, и брошенные уже начавшие ржаветь топоры, как натолкнулся на троих лесовиков.
Я успел их рассмотреть, прежде чем они первыми бросились в атаку: их головы похожие на перевёрнутые капли воды, темные глаза без белков, сухие сильные жилистые руки… Движения лесовиков были резкими и какими-то скачкообразными, а оттого прогнозируемыми. Видно было, что они не совсем привычны к ратному делу, а вот напасть из чащи и вспороть живот — это запросто. Шли они в сопровождении целой своры молодых волчат.
Чтобы скрыть следы боя, тела я сбросил в астральное море. А сам тут же направился на север к неприступной на вид горной гряде, разделявшие Светолесье и Сиверию. Скалы монолитной отвесной стеной поднимались к небу. Редкие кустики и небольшие сосенки покрывали кое-где отдельные участки гор.
Здесь я наскоро перекусил и стал искать возможный проход на соседний аллод. Но на всём пути с запада на восток урочища до самого озера (да и дальше вдоль всего северного берега, представлявшего собой сплошную неприступную каменную стену) не было даже маломальского намёка на это. Лишь громадины черных скал, вершины которых украшли снежные шапки, сурово глядели на Светолесье, как смотрят строгие родители на своих балованных детей.
И тут я снова натолкнулся на лесовиков. Это был то ли волхв, то ли шаман. Я так решил из-за его одеяния: долгополой юбки, плетёной из тонких веток, и накинутой на плечи волчьей шкуры. В руках лесовик держал длинную кривую палку, а в другой — холщовый мешок.
Волхв меня не заметил. Он сел на полянке и стал что-то вычерчивать на земле, поминутно бормоча себе под нос и постукивая себя по худющим грязным ляжкам. Через несколько минут он впал в странный транс и закрыл глаза.
Так продолжалось очень долго, пока из мешка не выпрыгнула огромная седая белка, размером с небольшую собаку. Она лениво поскакала в чащу, постоянно принюхиваясь и оглядываясь по сторонам.
Глянув на этого монстра, невольно начал про себя поминать Тенсеса и просить у него защиты.
Поначалу она меня не заметила и скрылась в кустах можжевельника. Но вот во второй, когда я было подумал, что можно двигаться далее, белка
Я тут же сообразил, что стал свидетелем некого таинственного магического перевоплощения волхва-лесовика. И эта гигантская гадина с совершенно сумасшедшим видом, с длинными острыми как иглы зубами, была «духом» этого лесовика. Она тут же бросилась прочь, но стрела с широким листовидным наконечником за доли секунд снесла ей голову с плеч.
Сидевший на песке волхв мешком рухнул вниз. Он чуть дёрнулся и застыл в нелепой позе, прижимая руки к шее. Я бросился к нему, но и так было ясно, что лесовик умер. Его тёмные глаза прикрывала белесая полоска век.
Мешочек волхва вдруг зашевелился. Я взял палку и осторожно его приоткрыл: из его нутра на свет выползли несколько зеленых жуков, размерами с ноготь… Секундой позже я сообразил, что это клещи.
— Огонь! — мешок вспыхнул и почти мгновенно сгорел.
Я натянул лук и взял ещё одну стрелу. Через секунду она впилась в мёртвое тело, и оно ярко заполыхало.
Вот же колдуны собачьи! Значит причастны к делам на лесопилке!
И я вдруг вспомнил, что ещё Савва рассказывал мне о «странной болезни» дровосеков. Тогда я как-то пропустил его слова мимо ушей.
— Значит, это началось давно! — рассудил я. — А сейчас достигло размеров, прямо-таки, мора!
Я спустился с небольшой возвышенности вниз и направился в центр урочища…
— Приехали, — пробурчал гибберлинг, хватаясь руками за помост и подтягивая лодку.
— Разрешишь переночевать? — спросил я.
— Ну… коли выпьешь со мной, да расскажешь чего интересного, то давай.
Я снял амуницию и спустился к озеру умыться. В это время Соти разводил костёр и доставал из шалаша съестное.
Болтать особо не хотелось. Я и так за целый день устал топать по лесам, но отказываться было не вежливо.
Мы удобно расселись у огня, и я решил схитрить, начав спрашивать первым:
— А откуда всё же знаешь эльфийский язык?
Соти усмехнулся в свои пушистые белые усы.
— Я ведь не всегда был рыбаком, — тут гибберлинг вытянул бутылку медовухи и разлил её по глиняным кружкам. — Каждый из нас сам выбирает, на какой развилке свернуть. Кто-то идёт широким трактом, кто-то тихой лесной тропинкой. Выбирает либо сам, либо под тяжестью обстоятельств, которые не в силах преодолеть. Давай, друг, выпьем за то, чтобы в конце пути нас всех ждала ожидаемая награда.
Соти одним махом осушил свою кружку.
— Ты доволен своей… дорогой? — спросил я, прикладываясь к медовухе.
— Вполне. Тишина, лес, озеро кишащее рыбой… Покой и свобода. Никто не стоит над тобой, не требует совершать того, о чём потом бы сожалел. А вот ты?
— Эх, знать бы наверняка какой дорогой иду я: своей, чужой… Кругом туман.
— Смотри не заблудись, — Соти снова разлил медовухи. Пить он был горазд. — Знаешь, Путь людей всегда туманен… В своё время я повидал много, и признаюсь тебе честно, что так и не смог открыться вам всей душой.