Железом по белому
Шрифт:
По крайней мере, флебсцы уверены, что любой побывавший в их городе мечтает в него вернуться.
Йохан двигался сквозь толпу, как тяжелый северный корабль, раздвигающий носом ледяную шугу, или же, если учесть, что выражение его лица при этом не менялось, оставаясь все таким же спокойным и безучастным, то более точным сравнением был бы айсберг, движущийся сквозь яркую толпу разноцветных лодчонок.
Вдруг это лицо, казалось бы, вырезанное из гранита, дрогнуло и на нем появилось почти человеческое выражение. На
Каролина…
Светловолосый ангел, молодая девушка — неважно, что вдова, для него она была невинна, как первый снег — его любовь… Светлый образ встал перед глазами, ее улыбка, ее глаза, запах ее волос, вкус ее губ…
Сердце болезненно сжалось.
На этом сердце лежала огромная, тяжелая кровавая тайна. Та история… с женой… и ее любовником… и друзьями любовника… и служанкой… Уже ее одной было достаточно, чтобы всю жизнь терзаться мучениями совести — какие уж там угрызения, натуральные пытки — но ведь был еще и Душитель…
Сумасшедший убийца, душащий девушек на заснеженных улицах Бранда. И Йохан не мог поклясться, что не имеет к этому никакого отношения.
Да, преподаватель в школе говорил о том, что сумасшедшие не меняют предпочтений. И если бы девушек резали на куски, а газеты кричали о Мяснике — он, Йохан, даже и не сомневался бы, чьих это рук и ножей дело.
Да, друзья говорили, что видели его в те моменты, когда Душитель находил очередную жертву.
Все это было убедительно и логично. Однако логика воздействует на разум, а страх оказаться сумасшедшим убийцей гнездился где-то гораздо глубже, там, где царили голые инстинкты.
Инстинкты, которые, возможно, однажды бросят его вперед, чтобы убить Каролину.
Он любил ее — или был влюблен, юноши часто путают эти понятия — и не хотел причинить ей вреда. Поэтому, узнав, что уезжает в Флебс, Йохан внутренне вздохнул с облегчением.
Там не будет ее, а, значит, если Душитель — все же он, Каролина будет в безопасности.
Чувства, эмоции, страхи кипели в душе Йохана, а его лицо, лицо человека, невозмутимо пробиравшегося через толпу, оставалось спокойным.
Чем спокойнее кажется человек — тем более опасные демоны живут у него внутри.
2
— Молодой господин, садитесь! За тридцать грошей до любого места во Флебсе!
Йохан проводил взглядом катящиеся по улицам паровики, большие, пассажирские и более скромные, скромные размерами, но не отделкой. Да, прогресс здесь, во Флебсе, зашел гораздо дальше Бранда, который начинал казаться глубоко провинциальным.
— Молодой господин!
Ах, да. Извозчик. Призывает воспользоваться его услугами.
— Красные кварталы.
Вежливая улыбка извозчика померкла:
— Пятьдесят грошей, молодой господин. И я не поеду дальше Первого круга, хоть вы меня озолотите.
«Молодой господин» молча бросил серебряную монетку и сел
3
Широкие светлые проспекты, с бронзовыми памятниками и мраморными статуями, хрустальными фонтанами и зелеными каштанами, дворцы и музеи, соборы и театры, здание Флебской оперы и Королевский зоосад, мосты и сады, ароматный кофе и горячее печенье…
Все это красиво, но для того, чтобы все это великолепие могло существовать — нужно, чтобы существовало и то, на чем это богатство держится.
Если есть богатые — значит, есть и бедные.
Если есть чистые, как будто вымытые с шампунем улицы — значит, есть и те, кто их подметает и моет, хоть с шампунем, хоть без. Кто-то должен чистить фонтаны и выносить навоз из-под королевского слона, поливать каштаны и удобрять землю в садах, носить на горбу мешки с кофе и месить тесто для печенья.
И все эти люди должны где-то жить. При этом, по странному совпадению, тем, кто наводит на город красоту и глянец, обычно платят слишком мало для того, чтобы они могли жить в этой же красоте.
Те, на ком держится роскошь и великолепие государства, обычно живут в маленьких комнатках на узких улочках, застроенных кирпичными домами.
Именно от цвета кирпича такие кварталы называют Красными. А вовсе не потому, что после подавления рабочих восстаний, деликатно именуемых беспорядками, по улицам этих кварталов текут красные ручьи.
Нет, вовсе не поэтому.
Глава 20
4
Экипаж остановился у высокого крыльца кирпичного здания. Впрочем, стоило ли говорить о том, что оно было кирпичным? Других в Красных кварталах все равно не было. Если, конечно, не заходить в Третий или Четвертый круг, и уж тем более — в Сердце. Там можно такого увидеть…
— Добавить бы надо, господин… — тихонько проговорил извозчик, опасливо оглядываясь по сторонам. Хотя находились они в Первом круге, где жили люди, обслуживающие буржуа и аристократов, и где наверняка крайне редко можно было встретить кого-то опасного. Даже не по-настоящему опасного, вроде беглых каторжников, воров и убийц, а хотя бы просто опасного для простого законопослушного человека, не привыкшего отстаивать свое достоинство в драках и кулачных боях.
— Доба… — извозчик осекся. В его экипаж у Центрального вокзала садился молодой приказчик, разве что не по годам серьезный и молчаливый. А вышел… Холодное, каменное лицо, мрачный взгляд, выдвинутая вперед челюсть — из повозки вышел человек, для которого не то, что Первый круг Красных кварталов, каторга Амадинских островов, и та будет родным домом.
Извозчик посмотрел в глаза опасному клиенту и яснее ясного понял, что если ему позволят убраться отсюда без ножа под ребром — считай, что уже повезло. Очень повезло.