Желтая роза в ее волосах
Шрифт:
Вскоре вернулся улыбчивый Юха, объявил, что всё уже готово и через два часа можно отплывать, по этому поводу, естественно, предложил ещё разок перекусить.
В это время за цветастым пологом послышалось какое-то шевеление. Сперва в щели – между двумя ситцевыми полотнищами – показался озорной карий глаз, а через минуту в комнату выскочила невысокая девчушка – в длинной ночной рубашке, со смешно торчащими в разные стороны двумя рыжими хвостиками.
– Анна-Мария, – девчушка присела перед Ником в некоем подобии вежливого книксена и негромко добавила
Уяснив, что перед ней находится русский, милое создание тут же выпрямилось, откашлялось и выдало пятиминутный поток отборных матерных ругательств…
От неожиданности Ник опрокинул на скатерть вазочку с черносмородиновым вареньем и принялся неловко извиняться. А Мария и Юха всё происходящее встретили искренним громким смехом, словно стали свидетелями коронного номера знаменитого юмориста.
– Извините её, ради Бога, – отсмеявшись, попросила Мария. – Это Анна-Мария ещё из России вывезла. Сейчас-то она, в основном, по-фински говорит, да и ведёт себя вполне прилично. Но стоит ей русского увидеть, как тут же начинает материться. В чём тут дело? Вы, уж, не сердитесь. Это она не со зла…
Оказалось, что берег залива совсем рядом, и трёхсот метров не будет.
Они подошли к приземистому одномачтовому баркасу и, совместными усилиями столкнув его в воду, расселись: Юха сел у руля, Мария и Ник – на вёсла.
– Снимите унты и наденьте резиновые сапоги, они вон под теми досками лежат, – посоветовала Мария. – Около шведского берега ещё лёд стоит, старый уже, с проталинами, унты в минуту промокнут…. Вам, кстати, приходилось когда-нибудь ходить по тонкому льду, уже по последнему? Доски с собой и везём – как раз для этого дела.
– Приходилось, – скупо улыбнулся Ник.
Баркас отчалил от берега, минут через пять Юха поставил крохотный прямоугольный парус, ловя слабые порывы попутного ветра. Ник усердно грёб, ощущая рядом жаркое бедро Марии.
Лодка вошла в узкий и извилистый фьорд, берега которого представляли собой сплошные скалы – чёрные, причудливо изрезанные, неприступные, издали напоминавшие башни классического средневекового замка.
Впрочем, вдоволь полюбоваться этой изысканной «архитектурой» не довелось: из глубины фьорда неторопливо и уверенно выплыл нескончаемый поток плотного бело-серого тумана, окутав собой всё вокруг.
Через час туман рассеялся.
– Сейчас «глория» начнётся! – радостно известила Мария.
Лучи весеннего солнышка робко пробивались сквозь лёгкую невесомую дымку, плотная стена тумана, плавно изгибаясь, медленно уходила от баркаса прочь, в сторону сурового Балтийского моря. И на фасаде этой молочно-белой стены – словно в большом старинном зеркале – Ник, совершенно неожиданно для себя, увидел отражение лодки, окружённое разноцветным радужным ореолом.
Вот, лиловый капитан Юха раскуривает трубку, отливавшую в этом тумане-зеркале всеми оттенками фиолетового и сиреневого, а рядом с ним светло-зелёная Мария поправляет в уключине нежно-кремовое весло…
– Не может такого быть! – опешил Ник. – Что происходит?
Мария, довольная произведённым эффектом, охотно пояснила:
– Впервые это явление, известное сейчас как «глория», описал сам великий Амундсен. Очень похоже, что он и название придумал. Я сама прочитала в одной книжке: – «Солнечные лучи падают под таким редким углом, что вокруг теней, которые отбрасывают предметы, раскладываются по краям цвета спектра…. Шведские шхеры – одно из немногих мест на Земле, где можно воочию увидеть цветную тень. Особенно впечатляющие картины получаются тогда, когда огромные тени от скал или морских судов падают на туман или на низкие перистые облака…».
В действительность его вернул громкие возгласы Юхи.
– Тихха! Тихха! Стопинг! Стопинг! – надрывался финн.
Ник перестал грести и развернулся на сиденье. До полосы берегового льда оставалось метров семь. Лёд был пористым, местами – жёлто-фиолетовым, местами – откровенно-чёрным, общая ширина полосы не превышала двух километров.
Баркас уверенно ткнулся носом в ледовое поле и тут же углубился в него почти на четверть корпуса.
– Нормально всё, – заверила Мария. – Ещё неплохо держит, доберётесь. Ну, может, и искупаетесь разок-другой. Ничего, не страшно. Обычное дело. На берегу вас Генрих встретит. Он знает, что делать дальше.
– Пока, до сданья! – весело заявил Юха и выбросил из баркаса на лёд две широкие доски, наспех скреплённые между собой металлическими скобами. – Моя очень любить Сталин! Моя – коммуниста!
– Смело идите. Только очень осторожно, чтобы доски были рядом. А ещё лучше – сразу на них ложитесь и отталкивайтесь руками ото льда…. Если ещё будете в наших краях, то всегда заходите, запросто. Удачи вам!
– И вам, Мария, всего! Хорошая вы женщина…
Байка о Перельмане
Предбаечное предисловие
Эту байку, или историю, тут уж кому как больше нравится, рассказал мне Саня Григорьев.
Хороший парень – Саня. Познакомились мы с ним очень много лет тому назад, в Никарагуа, где защищали – с автоматами в руках, ясен пень – идеалы наши юношеские, наивные. Толком защитить не получилось, да и Бог с ним, ещё успеется, главное – с Санькой там познакомились.
Санёк, он перекати-поле, сегодня с «зелёными» в Новой Зеландии судно с радиоактивными отходами берёт на абордаж, завтра борется за права престарелых слонов в Таиланде. Правильный такой парнишка, короче говоря….
А, когда он в Питере проездом бывает, то всегда – по давней традиции – у меня останавливается. Вот, и неделю назад объявился – проездом из Москвы в норвежский Берген.
Как водится, за стол сели, принялись – под водочку – друг другу рассказывать всякое и разное.
Санёк-то по трезвости всегда только правду говорит, а выпить стоит – тут же привирать начинает, приукрашивать всё подряд. Когда он речь о Перельмане завёл – уже вторая бутылка заканчивалась. Так что, не могу я ручаться за достоверность этого рассказа. Вы, родные, сами решайте – верить или нет…