Желтая роза в ее волосах
Шрифт:
– Зверь! Чудо фермерское! Не задерживайся, догоняй! – вносит свою лепту в убийство тишины Кинчев.
Машина, нещадно чадя, уезжает куда-то вдаль. Через минуту следом трогаются сани – с запряжённым в них Савраской…
Белое бескрайнее поле, заполненное плотной людской толпой, по краям – сколько хватает взгляда – автоматчики. Непростая такая толпа – смокинги, фраки, депутатские значки, бабочки, сытые лоснящиеся хари, генеральские погоны, золотом расшитые рясы, оголённые женские плечи в брильянтовом обрамлении…
Перед толпой гоголем прохаживается Президент, разодетый –
– Ну, что, суки рваные, – очень недобрым голосом говорит Путин, – Доигрались, бизнес-политическая элита, блин! Больше десяти лет терпел я ваши изощрённые фокусы. Вид делал, что не вижу, как вы, поганцы, жируете. Так, только пальчиком грозил…. А почему, спрашивается? Да, боялся я вас, гниды штопанные! Стыдно признаться, но, боялся. Вон вас сколько, кодла целая. Порвёте, думал, как свора тех Тузиков – кепку одинокую, если кормушки ваши бабловые трону посерьёзке. А теперь – не страшно вовсе! Помогли люди добрые – победить тот страх липкий. Так что, готовим задницы жирные, вазелином заранее обработанные….
Откуда-то из-за холмов появляется раздолбанная полуторка, за ней плетётся усталый коняшка, запряжённый в непрезентабельный возок.
Вновь прибывшие благоразумно останавливаются в отдалении. Президент – приветливо и одновременно извинительно – машет рукой, мол: – «Извиняйте, пацаны, задержусь тут по делам минут на десять-пятнадцать…».
Зверев соскакивает с возка, достаёт из-за голенища кирзового сапога старенький топор, ловко – в два взмаха – рубит сухую ёлку, сноровисто разводит костёр и приглашает:
– Эй, рокеры недоделанные! Просим греться, баре недобитые!
Рокеры – со смехом и прибаутками – вылезают из кузова машины, подтягиваются к костерку, протягивают к яркому пламени озябшие ладони.
Налетевший ветер приносит обрывки Президентской речи:
– Ну-ка, родные, значки с «косолапым» отстегнули и в сугробы выбросили! Какие из вас – «медведи»? Коты вы сытые, сметаной ворованной обожравшиеся…. Молчать, уроды! Кончилась лафа! Причём, навсегда…. Со следующего месяца вводим французскую систему налогообложения имущества физических лиц. Молчать, это ещё не всё! Все расчётные счета государственных служб – с завтрашнего дня – переводятся в государственное Казначейство. Все счета, даже школ, детских садиков и ментов. Молчать, твари грязные! А все тендеры – по государственным закупкам – теперь компьютеры будут проводить, я уже и профильное программное обеспечение в ЦРУ закупил. Молчать! На выделение всяких земельных участков – вето накладываю, до момента, пока…
Недовольный ропот, выстрелы в воздух из маузера, выхваченного из деревянной кобуры…..
Зверев достаёт из-за пазухи тулупа солидную бутылку синего стекла, зубами ловко вытаскивает пробку, изготовленную из кукурузного початка, и интересуется:
– Ну, кто фермерского самогона хочет отведать?
– Может, Король Попсы соизволит? – предлагает Кинчев.
– Ты, Костян, понятное дело, пацан авторитетный, –
Филипп браво раскручивает бутылёк, делает несколько крупных глотков, занюхивает рукавом Зверевского тулупа.
Мужики одобрительно хмыкают, девицы восхищённо визжат.
К костру, весь из себя усталый, подходит Путин, здоровается:
– Привет, орлы и орлицы! Закурить не найдётся?
Сразу несколько рук предлагают различные табачные изделия.
Путин берёт у Зверева мятый «Север», вежливо благодарит, жадно затягивается – раз, другой…
– Слышь, Владимирыч, – не выдерживает нетерпеливый Филипп. – А вон там, на востоке, зарево…. Горит что-то?
– Да, это я решил – подарок путний сделать русскому народу, – чуть смущённо глядя куда-то в сторону, негромко отвечает Путин. – Рублёвка это горит, так её и растак. Не сдержался, вот. Дай, думаю, порадую простых людей…
Раздаются негромкие аплодисменты. Не принято – среди культурных индивидуумов – эмоции бурно выражать.
– А вы-то куда следуете? – спрашивает Президент. – К Гэндальфу в гости? Может, и мне с вами? Давно уже с нормальными пацанами не сидел по-человечески. Всё – с говном всяким, важным – до полного омерзения…
На телевизионном экране появляется мелкая серая рябь, через минуту сменяемая чередой синих полос и зелёных кругов.
Наконец, картинка восстанавливается.
На сцене поёт и скачет Газманов – так, безо всякого куража скачет. Тьфу, да и только…
– Ну, дружок, – спрашивает Гэндальф, – теперь-то – веселей?
– Да, как сказать, – качает головой Маленький Хоббит. – Так-то оно, вроде, хорошо.… Но, ведь, это всё было – не взаправду? Это, надо понимать, фантастика такая? Новогодняя, да?
За окном раздаётся тарахтенье старенького мотора, усталое конское ржанье.
– Эй, Гэндальф! – раздаётся голос Путина. – Гэндальф, мать твою! Открывай ворота! Братва гулять приехала…
Подснежники. История одного сумасшествия
(Австрия, 1995-ый год, частный сумасшедший дом).
От нечего делать, Сергей и Моисеич решили съездить к господину Мюллеру в клинику, мол, просил старикан – значит, надо уважить.
Охранник – хмурый плечистый здоровяк – проводил их в кабинет доктора.
Мюллер обрадовался:
– Здравствуйте, господа! Спасибо, что не забыли о моей просьбе. Пойдёмте со мной. Покажу вам – соотечественника…
Они долго пробирались по запутанным коридорам, наконец, подошли к нужной палате.
Вместо стены тянулось толстое прозрачное стекло, за которым находился неприметный мужичок средних лет. Мужичок сидел за письменным столом и что-то старательно, вывалив от усердия розовый язык на сторону, рисовал огрызком карандаша на листе бумаги.
«Мужик как мужик», – мысленно отметил Серый. – «Коротко-стриженный, широкоплечий, голый по пояс. Руки и плечи – в синих татуировках. А все стены в палате завешаны рисунками. Причём, на рисунках изображены – сугубо – весенние подснежники: простым карандашом и акварельными красками, поодиночке и многочисленными группами…».