Жёлтая роза
Шрифт:
Пастух, не проронив ни слова, принялся рассёдлывать лошадь. От долгой скачки грудь её была покрыта пеной. Он стёр пену куском овчины, овчиной же протёр круп лошади и повесил ей на шею недоуздок.
— Где же ты пропадал, чёрт тебя побери?! Надо же умудриться приехать на час позже господ, которых ты сам должен был сюда привести! Бродяга!
Парень в ответ не проронил ни слова. Он возился с лошадью, вешал на крюк седло, сбрую.
Гуртовщик ещё больше разгорячился, лицо его побагровело:
— Ты будешь отвечать или нет? Может, тебе уши прочистить?
Тут уж парень поневоле заговорил:
— Вы же знаете, что я глух и нем, «как рыба».
— Чтоб тебя повесили в день твоего рождения! Не для того я это выдумал, чтобы ты потом шутил надо мной. Разве не видишь, что уж солнце взошло?
— А разве я виноват, что оно взошло?
Господа засмеялись. Гуртовщик ещё пуще обозлился:
— Слушай-ка, бездельник! Со мной шутки плохи. Вот возьмусь за тебя да так отколочу, что и своих не узнаешь.
— А я что, зевать буду?
— Будешь зевать, разбойник! — Гуртовщик не выдержал и засмеялся. — Попробуйте-ка поговорить с ним по-немецки, кто сумеет!
Конюший не прочь был попробовать.
— Эх, и хороший же ты наездник! — обратился он к Ферко. — Удивляюсь, почему тебя не взяли в гусары. Верно, ты чем-нибудь болен, раз тебя забраковали?
В ответ пастух скорчил гримасу. Деревенские парни не любят нескромных вопросов.
— А потому не взяли, что у меня… в носу две дырки.
— Вот и толкуй с ним! — проворчал гуртовщик. — Отправляйся, разбойник, к водопою! Не туда! Я что сказал? Разве не знаешь своих обязанностей? Или ещё хмель из головы не выскочил? Не видишь, что коровы уже в загоне? Быка-то надо привести или нет?
И правда, не всякий может вывести быка из стада, тут нужен храбрый человек. Ферко Лаца — мастер этого дела. Словно ручного барана, лаской и добрым словом он ловко вывел из середины стада отобранного быка, принадлежавшего почтенному Шайгато, и подвёл его к господам. Это был великолепный бык, с огромной головой, с развесистыми рогами и большими глазами, обрамлёнными чёрными кругами. Он подставил пастуху свой курчавый лоб, чтобы тот почесал его, и шершавым, словно тёрка, языком лизнул парню ладонь.
— Он всего лишь третьего выпаса, — заметил гуртовщик. (Пастухи по «выпасам» судят о возрасте скотины.)
Художник и на сей раз не пожелал упустить случай сделать набросок с быка и пастуха.
— Стой так, положи руку на рога, — командовал он.
Но пастух не привык позировать. Это странное занятие оскорбляло его достоинство.
Нетерпеливых натурщиков опытный художник всегда старается развлечь шутливой беседой. Тем временем господа пошли осматривать стадо.
— Скажи-ка, дружище, правду говорят, что пастухи могут надуть покупателя при продаже скота?
— Конечно, правду. Вот и сейчас старший гуртовщик успел провести господ. Он сказал, что этот бык третьего выпаса, а вы посмотрите, господин художник, у него уже нет ни одного верхнего клыка.
В подтверждение своих слов он открыл быку рот. Художник тут же бросил рисовать. Любовь к правде сильнее даже страсти к искусству.
Сказав, что рисунок уже готов, он закрыл альбом и пошёл отыскивать своего спутника, который вместе с другими господами осматривал в загоне отобранных коров. Найдя конюшего, он сообщил ему о словах пастуха.
Конюший ужаснулся и немедля стал заглядывать в рот стоявшим поблизости коровам.
— Позвольте, господин гуртовщик! Вы сами предупреждали нас, что пастухи любят обставлять покупателей на ярмарке, но я не дамся в обман. Эти коровы так стары, что ни у одной из них нет верхних клыков.
Покручивая ус и широко улыбаясь, гуртовщик ответил:
— Это старая шутка, милостивый государь. В прошлогоднем календаре Мартона Какаша напечатано, как во французскую войну подшутили над одним генералом, который не знал, что у рогатого скота нет верхних клыков.
— Неужели нет? — удивился конюший и, когда доктор это подтвердил, даже рассердился.
— А почём я знаю, какие зубы бывают у коров? Я не коровий зубной врач. Всю жизнь я имел дело только с лошадьми.
Ему хотелось на ком-нибудь сорвать зло, и он стал корить художника за глупую и неуместную шутку.
У художника достало такта не показать виду, что он и сам обманут пастухом.
Конец этому объяснению положил приход подпаска, учтиво пригласившего гостей к завтраку.
Мальчик выполнял в стойбище обязанности повара. Пока господа отбирали скот, он, не торопясь, приготовил степной завтрак — кашу-затируху, вынес казанок из «очага» и поставил на треногу. Господа столпились в кружок и оловянными ложками стали доставать из казана кашу, показавшуюся им очень вкусной. Когда они наелись досыта, казанок обступили пастухи во главе с гуртовщиком. На долю подпаска остались одни поскрёбки.
Тем временем почтенный Шайгато приготовил в «очаге» «венгерский кофе». Кто бывал в этих краях, знает, что это такое. Готовят его из красного вина, которое кипятят в казанке с жёлтым сахаром, корицей и гвоздикой. После такой ранней, предрассветной прогулки по степи этот напиток кажется очень вкусным.
Когда казанок был опустошён, подпасок ополоснул его, затем снова наполнил водой и повесил над огнём, чтобы к возвращению господ с прогулки был готов гуляш.
Уж это-то блюдо будет приготовлено на славу.
Ферко Лаца повёл гостей осматривать достопримечательности степи: загон-убежище в бурю и кладбище для скота, обнесённое оградой.
— Видите ли, в добрые старые времена, где скотина пала, там её и бросали. На падаль стаями слетались коршуны и начисто обгладывали её. Но с тех пор как в стране наведён «порядок», о павшей скотине приказано заявлять доктору на матайский хутор. Он приезжает, составляет акт и уж потом велит зарыть тушу со всеми потрохами. Ну, а нам, пастухам, конечно, жалко, что столько мяса пропадает, вот мы иной раз и отрежем бедро, изрубим его на куски, немного поварим, а потом разложим на крыше загона и высушим на солнце. Когда мясо высохнет, складываем его в мешок. А потом гуляш из него варим: кладём в казан по пригоршне сушёного мяса на каждого едока.