Желтый дом. Том 1

Зиновьев Александр Александрович

Барабанов, однако, выходить к доске отказался. Смирнящев не выдержал, вскочил, подтянув сваливающиеся мятые штаны, схватил мел, сказал, что это же тривиально, и тут же записал результат в обычном языке: «При коммунизме будет иметь место общность мужей». В зале начало твориться нечто невообразимое. Крики восторга по поводу мощи современной логики. Насмешки по поводу очевидности вывода и без логики и т.д.

Это теперь вам кажется, что вывод был очевиден, сказал МНС, когда Тваржинская навела тишину. Назовите мне хотя бы одну работу как антикоммунистического, так и прокоммунистического толка, в которой оно фигурировало бы! Вы это не сможете

сделать, ибо этого не было. То доказательство, которое я вам здесь изложил, получено впервые мною. Конечно, я опирался на замечательные труды пара... прошу прощения, профессора Смирнящева. Теперь, надеюсь, если даже действительно произойдет обобщение жен, женщины могут быть спокойны: мужей обобществят тоже.

Зал разразился аплодисментами. Параноик С аплодировал стоя. Тут же, прервав докладчика, он предложил Тваржинской выпустить совместно с сектором логики целый сборник специально на эту тему. И опять под аплодисменты. Что происходит? — удивленно спросил Учитель у Добронравова. Эти идиоты не отдают отчета в том, что их высмеивают и мистифицируют! Так им и надо, сказал Добронравов. Молодец! Знаешь, он в последнее время здорово вырос и посерьезнел. Жаль парня!

Ночная Москва

После доклада отметили успех. Ты молодец, сказал Учитель, только чуточку переборщил. Ты обнаружил талант, а у нас это не любят. Смирнящев теперь изойдет от зависти. И начнет пакостить тебе с удвоенной силой. Теперь он постарается вытеснить тебя с выгодной позиции. Ему надо в членкоры во что бы то ни стало, а этот совместный сборник — верный ход. Пусть вытесняет, сказал МНС. Я этой галиматьей больше заниматься не буду. По крайней мере год я буду морочить всем мозги докладом. А там видно будет. Если хочешь знать, я с удовольствием сдам все позиции этому параноику. Буду бездельничать под его руководством, он же наверняка возьмет сборник в свои руки. И угробит, конечно. Но я успею проскочить в кандидаты. Доклад берут в «Вопросы». Они там не любят Смирнящева. Обещают протолкнуть мою заметку в отделе «Научная жизнь». Мелким шрифтом, на пяти страничках машинописного текста. Мне вполне достаточно. Тваржинская сказала, что к празднику я получу премию. Полсотни! Наконец-то обновлю ботинки.

После попойки гуляли по улицам. Вернее, проводили домой Добронравова, затем МНС проводил домой Учителя. И самому, естественно, пришлось идти домой пешком. Общественный транспорт уже не работал, а на такси денег не было. Может быть, останешься у меня, предложил Учитель. МНС молча покачал головой — «нет» — и ушел, не простившись. Учитель смотрел ему вслед до тех пор, пока он не свернул за Угол. Ему стало тоскливо. Захотелось напиться до бесчувствия. Но он давно уже утратил способность пьянеть.

Есть люди, считающие Москву прекрасным городом, думал МНС. Вот чудаки! Хотя это — в основном иностранцы, то есть в большинстве случаев советские холуи и наймиты. А прочие воспринимают Москву не как возможное место жизни для себя, а как своеобразную экзотику, как туристическое зрелище. Нравятся же им матрешки, самовары, расписные деревяшки! Знали бы они, что вон то впечатлительное современное здание за фундаментальн забором — не научно-исследовательский институт, а сверхсекретная тюрьма КГБ. Интересно! На виду у всех и вместе с тем скрытно от всех.

О том, что тут — тюрьма, он узнал недавно из спора двух забулдыг в забегаловке поблизости. Забулдыги упомянули об этом как о чем-то самом обычном и общеизвестном. Смешно, народ даже остановку автобуса переименовал из «Институт» в «Тюрьма». Однажды он сам слышал как водитель объявил остановку: «Тюрьма КГБ». Забулдыги спорили о том, какие прогулочные дворики в этой тюрьме. Один настаивал на том, что дворики расположены на крыше и имеют размеры четыре на восемь, а его оппонент утверждал, что дворики расположены в середине, и размеры в них — три на девять.

Вот в этом красивом здании с садом расположено одно самых отвратных учреждений в стране — Институт психиатрии, дающий КГБ медицинскую санкцию помещать неугодных в психиатрические тюрьмы под видом сумасшедших. Директор института — академик, видный ученый, член многих научных обществ на Западе, депутат Верховного Совета. Интересно, думал МНС, доведется мне побывать тут? Боюсь, что придется. Хотя за что? Что я сделал плохого? Но почему Они так ретиво взялись за меня? Что Им нужно? Сосед сам рассказывал, что вчера целых четыре человека приходили, устанавливали скрытую аппаратуру. Неужели они не только подслушивать будут, но и фотографировать? А может быть, даже телекамеру скрытую установили? Они теперь и в темноте все видеть могут. А зачем все это? У меня же никто не бывает. И я все время молчу.

В центре было совершенно пустынно. Не видно было даже милиционеров и переодетых агентов. Прячутся, наверно. Стоит, например, сейчас сделать резкий поворот к Марксу, как они немедленно возникнут из ничего и схватят за руки. На Марксе, между прочим, ни одного голубя! И чист как огурчик! Значит, все-таки решили эту трудную проблему. Нет таких крепостей, которых большевики не могли бы взять! С космосом справляемся, а чтобы с голубями не справиться?!

На Лубянке тоже ни души. Стройный Железный Феликс четко вырисовывается на фоне прекрасного в своей нелепости здания КГБ. Интересно, смогла бы та девочка выполнить свой замысел ночью? Где она сейчас? В Сычевке? Вряд ли, скорее всего, ее ликвидировали и испарили совсем. Чем объяснить ее поведение? Отличница, из обеспеченной семьи, примерная комсомолка. Ни за что не поверю, что она была психически больна. В чем дело?

В здании КГБ кое-где горел свет. Ощущалось наличие какой-то жизни. В этом здании одни прогулочные дворики есть внизу, другие — на крыше, это точно. Вот эта дверь... Маршрут можно изменить. Гораздо удобнее идти от центра. И выход из-за угла будет более резким и неожиданным. И расстояние короче. И с точки зрения бросания удобнее — правая рука у стены, не так-то просто схватить ее. Неужели Они способны и в душах людей читать? Не верю! Они себе цену набивают. Когда он закрывал за собой дверь комнаты, ему показалось, будто раздался чуть слышный щелчок.

Сказка о бессмертии

— Добродетельные и развратные, умные и глупые, красивые и безобразные, — все равно все сдохнем. Зачем в таком случае сдерживать себя, ограничивать во всем? Хватай, если случай представился! Вот и вся моя философия. Только мне не так уж много надо. Одного тебя вполне достаточно.

— Не все сдохнем. И не совсем. Некоторые могут жить вечно.

— Сказки. Десятилетку-то я все-таки окончила.

— Может быть, и сказка, зато красивая. Самая красивая сказка изо всего, что люди выдумали. А йоги считают, что это не сказка. У каждого человека, считают они, есть некая тонкая духовная оболочка. Тело умирает, а оболочка живет вечно.