Жемчуг северных рек(Рассказы и повесть)
Шрифт:
— Так сказал бы. Я бы, конечно, подал.
— Тихон, я безынициативных не терплю, — строго заявил Алик. — Прошу это учесть.
— Я учёл, — торопливо согласился Тишка и потащил удилище к обрыву.
— А кто будет запруживать? — остановил его Алик.
«Вот ведь какой безголовый», — расстроился Тишка и подтянул вершину удилища к себе. К нему на нитке была привязана распорка. Её-то Тишка и забыл вставить в расщеп. Дело это нехитрое: развёл руками рогульки расщепа и распёр их болтающейся на нитке палочкой. После этой несложной операции удилище можно подавать Славке.
— Держи!
Славка, заворожённый дном омута, водил трубой вокруг себя, и было ему наплевать на то, что творилось на берегу.
— Ой, кого там только и нету! — восхищался он. — Кто только и не ползает по дну!
— Вячеслав! — прикрикнул на него Алик. — Ты не в кино.
— Да я ведь не глазею… Я раковины с признаками ищу. Только их больше не видно. — Он уже всунул удилище в трубу и, раскачиваясь, ездил вместе с нею взад и вперёд.
— Уродливые выбирай, — подсказал Алик. — С незакрытыми створками.
Славка оторвался от трубы.
— Ну, посмотри сам, — обижаясь, что Алик не верит ему, сказал он. — Я когда и нырял, так тебе говорил, что они все с незакрытыми створками.
Алик решительно двинулся к корявому стволу ивы.
— А ну, освободи место. Я полезу.
Славка охотно засуетился. Подтянулся на руках, встал на доску, на которой только что сидел, но она из-под него вывернулась, и он, в одежде, полетел в воду.
Тишка было захохотал, но Алик метнул в его сторону сердитый взгляд, и Тишка замолчал.
Славик выполз на берег. С него журча стекала вода, рубаха и штаны льнули к телу. Славка развёл руки в стороны и походил сейчас на пугало, которое устанавливают в огороде, чтобы отгонять от посевов кур. Оскальзываясь на становящейся мокрой под ним земле, он перебрался к костру.
— Ну, что же, — сказал Алик, — учтём чужой опыт, — и разделся на берегу до трусов. — Подсади меня, Тихон.
Тишка, натужась, помог Алику влезть на дерево. Алик забрался на отросток, склонённый над рекой, и неумело стал спускаться по верёвке к сиденью. Верёвка у него изгибалась, как живая.
— Ты ногами её оплети, ногами, — подсказал Тишка, опасаясь, что Алик не выдержит поучений и разразится бранью. Но он послушно оплёл верёвку ногами, и она перестала крутиться.
Алик коснулся пяткой доски, но, обрадовавшись, слишком резво перехватился руками вниз: доска вывернулась из-под него, а руки не удержали тела, и Алик оказался зависшим над водой, лежащим на доске вперевес, как мешок на седле. Качели ходили растревоженным маятником.
— Альберт, подтягивайся на руках! — закричал от костра Славка.
Но Алик не собирался подтягиваться. Он, ухватившись обеими руками за левую верёвку, сумел как-то закинуть на доску правое колено, а потом и вообще переопрокинуть через неё всю ногу. Теперь он был как на коне, но сидеть так оказалось не только неловко, но и неустойчиво, потому что качели ходили маятником и Алика в любую минуту могло опрокинуть набок. Он, выждав, когда качели остановятся, держась уже за обе верёвки, перенёс левую ногу к правой. Теперь ему можно было ловить подзорную трубу. Он не сразу справился и с этой задачей, но когда справился, обхватив по примеру Славки берёзовый отпилыш ногами, то прильнул к «окуляру» с жадностью младенца.
— Ну, что видишь? — крикнул ему Славка.
— Луну! — засмеялся Алик.
У Тишки ворохнулось желание тоже заглянуть в подзорную трубу, но разве Алик подпустит его сейчас! А он бы вскарабкался на дерево ловчее Алика и в качели опустился бы, как в седло. Тишка не разрешил себе клянчить и канючить. Если Алик догадливый, то сам поймёт, что у Тишки, как говорится, слюнки текут, что и ему нестерпимо хочется увидеть «луну».
Алик долго водил трубой по дну Керети и, наконец, взялся за удилище.
— С признаками! — прокомментировал он свои действия, не сомневаясь, видимо, что за ним следят с берега. Он защемил рогульками раковину, и удилище пошло вверх. — Тихон, лови!
Тишка поймал с обрыва конец этой своеобразной остроги, высвободил раковину из плена.
— До меня не вскрывайте, — приказал Алик. — Пускай обсыхает.
Он уже забил всё лицо в проём трубы и показывал Тишке рукой, чтобы тот пошевеливался побыстрее.
— Ещё вижу две штуки, — еле различимо для Тишки пробубнил он в трубу. — Давай скорее, пока их из виду не потерял.
Тишка зарядил расщеп и подал Алику удилище. Только после этого он осмотрел чернеющую овальными полукружьями роговицы раковину. Никаких признаков Тишка на ней не обнаружил, но Алику ничего не сказал. Может, Тишка и не разбирается в этих признаках, Алику самому виднее.
Алик зарогулил уже вторую перловицу и кричал Тишке:
— Ты чего не принимаешь улов?
Тишка принял удилище, высвободил из расщепа раковину и краем глаза отметил, что она ничем не отличается от других — ни от той, что лежала уже в траве, ни от тех, что они с Аликом вскрывали у костра.
От костра прибежал в трусиках поотогревшийся Славка, отодвинул Тишку плечом.
— Альберт, так они же все без признаков! — крикнул Славка, не умея соблюдать дипломатию.
Алик поднял голову от «окуляра».
— Я что, слепой? — спросил он сердито.
— А правда. — Славка снова склонился над уловом и перебрал в руках каждую раковину. — Вот и у Тишки спроси. Без признаков.
— Много ты понимаешь, — отрезал Алик и снова приник к трубе.
— Ну вот посмотри, Тиша, ты. — Славка опять перебрал каждую раковину. — Где они, бороздки, где изъяны, где раскрытые створки? Нету ничего.