Жемчужина дракона
Шрифт:
— Надеюсь на ваше благородство, господин, — сказала я и встала на колени перед его постелью.
Он протянул перед собой руку, шаря в воздухе, и я взяла ее и подвела к своему лицу.
— Благодарю, — сказал он тихо.
Пальцы его коснулись моей щеки — быстрые, прохладные. Как будто газовая легкая ткань скользнула по коже. Он огладил мой лоб, провел по носу и бровям, и я закрыла глаза, задев руку мужчины ресницами. Потом он невесомо прочертил по подбородку и коснулся губ. Прикосновения его не были мне противны, как ни удивительно. Они были нежны, деликатны, и я не почувствовала
— Подбородок упрямый, а нос немного толстоват, — сказал лорд Тристан. — Нижняя губа пухлая, но вы так сурово ее поджимаете… Вы не красавица, леди, но весьма милы. И скромны, если считаете, что это всего лишь заслуга юности.
— Да она прехорошенькая, — сказал король, которому надоело ждать. — А фигура у нее — еще лучше. Оцени уже и фигуру, там есть что пощупать.
Я вздрогнула, открывая глаза и готовая отшатнуться, но Тристан опустил руку и сказал:
— Зачем вы оскорбляете ее, дядя? Леди де Корн — девушка, заслуживающая уважения за свое милосердие. Но я не хочу ее жертвы. Мы с Милдрют прекрасно обходимся вдвоем.
Не удержавшись, я взглянула на лицо Милдрют, раздумывая, какие отношения связывают этих двоих. Любовники ли они? Или Милдрют разыгрывает любящую мамочку, пользуясь беспомощностью своего господина? Или, наоборот, он пользуется ее слепой любовью?
— Это — подарок, — сказал король Рихард, как припечатал. — Можешь утопить ее, можешь использовать, как постельную грелку, а можешь поставить на стол и на нее молиться. Она остается. Или у тебя что-то на уме? — последние слова он произнес тише, подавшись вперед и вглядываясь в слепого, словно пытаясь прочесть его мысли.
— Как настойчиво вы предлагаете подарки, ваше величество, — ответил Тристан, даже не переменившись в лице. — Честное слово, дрожь пробивает от вашей щедрости. Хорошо, я понял. Позвольте поблагодарить вас, я с удовольствием приму леди де Корн в качестве личной помощницы.
— Пусть будет личная помощница, — сказал король, поводя плечами. — Все, я и так уже долго с тобой задержался. Меня ждут.
— Попутного ветра вашим парусам, дядюшка, — любезно пожелал на прощанье лорд Тристан. — Милдрют, проводи его величество.
Она замешкалась всего на секунду, бросив в мою сторону настороженный взгляд, чем выдала себя с головой — она не хотела оставлять своего хозяина со мной наедине. Но лорд Тристан сразу обо всем догадался — ему не понадобились ни взгляды, ни слова.
— Не бойся, — сказал он необыкновенно тепло. — Со мной ничего не случится. Если бы дядя хотел избавиться от меня, он не подослал бы ко мне убийцу в женском обличии. Он убил бы меня сам.
Я остолбенела от такой откровенности, а король, уже собиравшийся уходить, оглянулся.
— Так и есть, — сказал он. — Поэтому постарайся не дать мне повода, племянничек.
Милдрют ушла проводить короля, и мы со слепым остались вдвоем.
Вскоре я услышала, как заскрипела задвижка — это Милдрют заперла двери изнутри, а потом и сама воинственная дама вернулась. Она даже в альковной обстановке не пожелала сменить привычный мужской наряд на платье. Теперь на ней были просторная белая рубашка, перетянутая в талии кожаным поясом и черные укороченные шаровары — вроде тех, что носили вилланы в окрестностях Анжера. На поясе висел кинжал, а вместо сапог Милдрют надела мягкие остроносые туфли. По сравнению с небрежностью в одежде, обувь вызывала восторг — туфли были сшиты точно по мерке, изящные и удобные, на низком каблуке, с двойной строчкой, с вышивкой в виде гибко переплетавшихся цветов и трав. Я засмотрелась на ее туфли, и вздрогнула, когда Тристан заговорил:
— Оставь нас с леди Изабеллой, будь добра. Мне хотелось бы поговорить с ней наедине.
Я подумала, что драконы всегда говорят лишь о своих желаниях — я хотел, хочу, мне хотелось…
Милдрют ушла с неохотой, но не спорила, и это был еще один пунктик в версию, что не она — спасение слепого, а он позволяет ей быть рядом.
Я не знала, куда ушла Милдрют, и была уверена, что она обязательно станет подслушивать, но лорд Тристан заговорил, ничего не опасаясь.
— Вы не обязаны прислуживать мне. Это причуда дяди, я понимаю, — сказал он, снова опираясь локтем на валик-подушку и вытягиваясь на постели. — Как бы вы ни пытались убедить меня в своем монашеском смирении и милосердии, я вам не верю. Вы не хотели приезжать сюда, дядя заставил вас.
Я молчала, потому что лгать ему мне не хотелось. В его присутствии меня охватили трепет и тревога, хотя я пыталась держаться храбро. Вроде бы, он не сделал ничего, чтобы меня напугать, наоборот — даже пошел против короля Рихарда, заступившись за меня. Но всякий раз, когда звучал его голос, или светлые глаза останавливались на мне, на меня накатывал страх. Страх безо всяких причин. Я приписала это естественной брезгливости, которую испытываешь, когда видишь увечных. Возможно, было бы легче, носи он на глазах повязку.
Он правильно понял мое молчание и продолжал:
— Не думаю, что дядя прельстил вас золотом или обещанием другого богатства…
— Нет, — выдавила я. В самом деле, ведь король не обещал мне лавандовые поля — так, намекнул. А от сундука с золотом я сама отказалась. Не надо драконьего золота, если за него надо заплатить человеческой честью.
— Мне кажется, вы не из тех, кого можно купить, — сказал лорд Тристан спокойно. — Но дядя умеет и запугивать. Он угрожал вам? Отвечайте.
— Немного, — сказала я сдержанно. Жаловаться племяннику на дядю? Жаловаться дракону на дракона? Глупее ничего и выкинуть нельзя.
Тристан подождал, но так как я не молчала, снова спросил:
— Это все? Больше ничего не хотите сказать?
— Только одно. Не беспокойтесь обо мне. Здесь я нахожусь по своей воле, сделала этот шаг осознанно и исключительно из милосердия. Прошу принять меня, удовлетворив просьбу его величества. Так не пострадаете ни вы, ни я. Пусть это будет наш маленький договор.
Некоторое время он обдумывал мои слова, а потом медленно кивнул:
— Хорошо, оставайтесь. В моем доме вам не будут угрожать. Поживете, сколько нужно, чтобы дядя забыл о своем решении, и вернетесь к родителям. Отец, наверное, очень переживает о вас. Да и баронесса сходит с ума. Не знаю, какая мать будет рада, отдавая дочь животному.