Жемчужина пустыни. Любовь сквозь боль...
Шрифт:
Глава 12
Среди ночи сыновья разбудили меня. Но проснулась не только я…
Саида тоже зашевелилась, открыла глаза и спросонья, не увидев свою маму, едва не заплакала: уставилась растерянным взглядом, губки задрожали, а глаза увлажнились.
«Хорошо, что хоть по периметру комнаты включены бра — приглушённый свет помог малышке не испугаться».
— Т-ш-ш… — прижала девочку к себе, поглаживая по волосам.
Она быстро успокоилась. И снова уснула.
Укрыв её одеяльцем,
Первым делом перепеленала сына. И устроившись на тахте, полусидя, начала его кормить.
Молока ощутимо прибыло. Были опасения, что процесс увеличения лактации затянется на несколько дней. Тем лучше, теперь на троих хватит: стала многодетной матерью в одночасье — чего никак не ожидала, и в моих силах сделать счастливыми всех малышей, никого не обделяя теплом и заботой. Пожалуй, той же Саиде требуется больше внимания, чтобы не почувствовала себя лишней и ненужной в отсутствие родной мамы. В своём возрасте уже многое понимает и это может негативно отразиться на детской, ещё не сформированной, психике.
Именно психологическое состояние девочки волнует сейчас.
Что ж, буду стараться, безвыходных ситуаций не бывает. Заменить ей мать? — нет, это не совсем правильно, она не должна забыть о ней и, возможно, Саид позволит дочерям иногда общаться с Алией, для их же блага. Стать близким человеком — вот, к чему надо стремиться. Надеюсь, справлюсь.
Задумавшись, не сразу заметила, как в комнату вошёл Саид.
— Как вы тут? — тихо спросил.
Я обернулась на него:
— Тебя плач разбудил? — спальни находятся рядом (а то, что дверь не заперта на замок и в любой момент, при желании, в случае необходимости, могу свободно выйти — вдвойне радует, всё-таки это элемент доверия). — У нас всё хорошо.
— Не спится мне… — сказал он, приблизившись к кроватке. Достал оттуда Мухаммада. Переложил на пеленальный столик.
Интересно наблюдать, как Саид тщательно вытирает сына влажными салфетками, смазывает кожу кремом, меняет подгузник, переодевает. Ему очень идёт. Ну, наконец, узнает опытным путём, что значит быть папой на деле, а не по факту. И о других детях вспомнит теперь, начнёт принимать активное участие в их жизни, исполнять отцовские обязанности касаемо воспитания, пока не упустил драгоценное время безвозвратно.
— Почему не спится? Что-то беспокоит?
Он хмуро посмотрел в мою сторону:
— Боюсь… — тяжело вздохнул. — Боюсь прикрыть глаза хоть на минуту… боюсь расслабиться… боюсь отпустить ситуацию и не думать, что снова сбежишь…
— Боишься… — повторила за ним, остро чувствуя, как его разрывает на части от боли. Это отзывается во мне ответной волной, бьёт точным ударом в сердце.
— Боюсь проснуться, и всё вдруг окажется искушающим сном, призрачной иллюзией, сладкой ложью и жестокой правдой, недосягаемой мечтой, манящим наваждением… а ты не со мной… Одна лишь мысль, что потеряю
«Ничего себе признания» — никогда не слышала ничего подобного в свой адрес. Эти откровения лично мне о многом говорят, вселяя надежду на лучшее: всё у нас получится, ведь оба одинаково хотим простого семейного счастья, достаточно открыться друг другу навстречу.
Поднявшись с тахты, уложила уснувшего Гаяса в кроватку. И подошла к Саиду.
— Никуда я не денусь. Честно, — на нём одни пижамные штаны: прикоснулась к его обнажённому торсу, обрисовывая пальцами контур выпуклых мышц груди и рельеф мощного пресса.
Понимаю, сложно поверить… Какими словами убедить, чтобы развеять сомнения и страхи, унять душевные терзания? Поступками! — да, как бы это желание ни звучало странно. Нужно показать ему, какими бывают отношения между мужчиной и женщиной, доказать, что достоин любви — чего ещё не познал.
«И со своими противоречивыми чувствами разобраться тоже необходимо…».
— Давай отпустим прошлое, забудем обиды и претензии, перестанем оглядываться назад. Есть только мы, наши сыновья, здесь и сейчас. Остальное — неважно, — оба виноваты, каждый из нас внёс «вклад» и натворил ошибок.
Но всё можно исправить! Уверенна в этом.
— Диана… — резко сжал мои плечи. Блуждает взглядом по лицу, — любить тебя невыносимо больно… Смотрю в твои красивые глаза, как бездонные озёра чистейшей голубой воды, и тону в этой губительной пропасти. И одновременно сгораю изнутри от желания: твои прикосновения обжигают меня, словно расплавленный металл или раскалённая лава течёт по венам вместо крови. Что ты делаешь со мной, околдовала, поработила… твоя близость будоражит фантазию, возбуждает, волнует… хочу тебя до одури, до дрожи… из головы не выходишь, постоянно думаю… превратился в одержимого безумца… жить нормально не в состоянии…
— Саид… — такая реакция немного пугает. Лишь бы не сорвался снова. Минимум месяц потребуется на полное восстановление после родов и женского здоровья в целом.
— Твой страх, который отчётливо вижу и чувствую, вонзается под кожу ножами и режет по живому… — он отстранился. Опёрся ладонями на пеленальный столик по обе стороны от Мухаммада. — Я настолько тебе противен? — обернулся через плечо. Хмурит брови.
— Нет, и в мыслях не было, — на подобный разговор не рассчитывала. Впрочем, не стал замалчивать творящееся в душе, поделился переживаниями — уже прогресс.
— Ради детей готова остаться со мной? А будешь ли довольна жизнью? На моих условиях, без права выбора и своего мнения… без привычной свободы и независимости… Покорность во всём, — уточнил, акцентируя внимание на последней фразе.
— Хватит, пожалуйста… — его слова причиняют боль.
— Причём, добавлю ещё один важный пункт: хочешь или нет, но придётся принять ислам. Детей должна воспитывать мусульманка, согласно нашим традициям и правилам.
«Этим не напугает, уже смирилась».