Жена без срока годности
Шрифт:
— Отпусти меня!
Я голая, пьяная, но не сумасшедшая.
— Не уроню…
— Но подравняешь! У меня память не как у девочки, я прекрасно помню, что и как ты можешь…
Все еще на руках, все еще смотрю ему в лицо, в глаза, в глубь зрачка, точно в черную дыру…
— Почему, почему все так получилось? — спросил он совсем тихо, одними губами, но я на губы не смотрела, я просто в этот момент задавалась тем же вопросом…
Зачем? Почему? Как? О сексе не думала вообще — как первый, так и последний он будет у нас ужасен. А что было бы, будь у нас все, как у людей,
— Поставь меня на пол…
Я запнулась в конце — хотела сказать “на землю”, но подумала, что на землю с небес он давно меня опустил. Пустила ли я корни на новой земле, вопрос… Возможно, из разряда тех, на которые не требуется отвечать. Почему так вышло? Да потому что дурак и сам дурак, и сама дура… Другого ответа друг другу мы не дадим, никогда. Его просто нет — ни в голове, ни в душе, ни в реальности…
Я не добавила к просьбе “пожалуйста”, поэтому Андрей подчинился приказу. Стою перед ним голая и… Жду. Молчу.
— Почему?
Продолжаю молчать, потому что не понимаю, к чему задан вопрос — ко всему, ко всему подряд…
— Давай ляжем спать и все, — всплеснула я руками очень медленно.
Будто гантели в руках, а не кулаки: сжатые, которые еще и чешутся. Надо съездить кому-то в глаз. Может, в нос. Лучше, конечно, поставить фонарь. Чтобы и дальше все шло по классике. Ночь, улица, фонарь, аптека… Только в аптеке нам ничего не нужно. А в Австрии будет написано “апотека”, но туда я если и зайду, то за таблетками от головы, он больной, дурной и вообще… От этой части тела лучше избавляться посредством гильотины. Французы плохого не посоветуют, они знают толк в любви. А мы своими отрывочными мыслями только с такта друг друга собьем… С толку давно сбили.
— Все?
Удивительно, но в голосе Андрея уже даже не чувствовалось никакого сожаления. А был ли мальчик? Хотел он вообще получить бывшую молодую жену, а теперь старую тетку, в постель? Что это было? Не обещайте деве юной… Он ничего не обещал, это я сама себе напридумывала про какую-то мужскую ответственность.
— Пошли в кровать, там решим…
Судьбы королевств решаются в постели. Неужели мы ни до чего так и не договоримся? Ни одной точки соприкосновения не найдем?
— Ты уже все решила.
И снова в голосе Андрея я не услышала никакого сожаления.
Откуда ему взяться? Лебедев давно уже не в том возрасте, чтобы терять голову. А если у него все под контролем, то ему что-то от меня нужно — что-то настолько важное, что факт попадания в дурацкие и даже унизительные для мужика ситуации вообще для его самолюбия не важен. Мне же важно согреться — и душ единственное, что может меня сейчас согреть. Трезветь не надо — обойдусь без холодного.
Я так Андрею и сказала. И тут же пожалела, что душ общий, то есть на все комнаты, а не личный в спальне, как я привыкла. Он промолчал, не предложил принести пижаму, и я закрыла перед его носом дверь. У меня есть полотенце и привычка спать голой… Давно забытая привычка. Вспомню, ничего страшного. Голой я спала только с ним.
— Чего ждешь? — спросила, выйдя из ванной, завернутая в полотенце.
— Когда душ освободишь. А что еще?
Меня он ждать не мог — все прошло, если что и было. Кивнула. Опьянение тоже прошло. Оцепенение осталось.
— Там есть полотенце, — махнула я рукой, теперь свободной.
Я даже дверь душа не придержала и не держалась за нее ни до водной процедуры, ни теперь. Забралась в кровать, холодную и пока пустую. Взбила подушку — одну. Взбила — это ударила ее твердь кулаком, затем поправила наволочку. Выволочка Лебедева не получилось — ему пофигу, что я говорю. Он свою думку думает.
— Спишь? — спросил, когда я не повернула голову на его приземление на матрас.
Молчание же знак согласия, верно? Не на продолжение разговора, а на разрешение поспать и выспаться, наконец.
— Не буди меня завтра, если я вдруг не проснусь в пять утра, — буркнула, так и не повернув головы.
— Всегда спишь голая?
— Пижама в чемодан не поместилась! — огрызнулась я в подушку, надеясь не замочить наволочку набежавшей слюной.
— Я просто спросил…
Надеюсь, он отвернется и прекратит дышать мне в затылок, в шею… Я двинула ему пяткой, но нога застряла между его коленей.
— Просто обнять хотел по старой памяти…
В голосе извинение или мне просто захотелось расслышать его за усталым вздохом обломавшегося самца?
Да какая к чертям разница, когда полночь близится, а сна до сих пор нет…
Я не стала бить Андрея по рукам, когда он сцепил пальцы у меня под самой грудью. Приятные воспоминания? Почему бы и нет… Сначала такая поза для сна была вынужденной, потому что другой кровати в моей комнате не было, она бы туда не поместилась, а потом стала единственно желанной: нам просто хотелось, чтобы любой матрас превратился в односпальный. Затем между нами оказался сын, ну а после — океан. Теперь же руки Андрея не имели никакого значения.
Я вжалась ухом в подушку, к другому уху подтянула одеяло и решила спать.
Сон не шел. К нему тоже. Но Андрей лежал молча и не шевелился — не шевелил ни языком, ни другим органом, который у мужиков говорит о многом. Все органы женских чувств тоже молчали. Даже с пьяной головой. Если на пьяную не получилось делов натворить, то за завтрашний день с трезвой головой переживать вообще нечего. Получу паспорт, пошлю Андрея. Порешать с ним дело Романны все равно не выйдет. Пусть она ищет помощь на стороне. Купить в России можно все и всех. Как и в любой другой стране. Только прощение купить нельзя. Особенно, когда за него даже предложить нечего. Раскаянье? Только оно нам и не снилось!
Глава 25. Пять минут
Утро началось предельно предсказуемо: с пяти минут. Лишних.
— Еще пять минут, — услышала я спиной из-за ушей, по-прежнему закрытых подушкой, как и глаза — одеялом.
Холод оставался и в душе, и в воздухе съемной квартиры.
— Это вопрос, предложение или констатация факта? — пробормотали мои сухие губы. — Ты о ком вообще сейчас?
— Я ждал, когда ты проснешься.
— И как понял, что проснулась?
— Это вопрос? — передразнил Андрей мои интонации.