Жена чудовища
Шрифт:
Вернулась монахиня, неся маленькую шкатулку с амулетом, протянула настоятельнице, чуть не плача — видно, уже поняла, что придется расстаться с сокровищем.
— Я куплю для вас другой, — не раздумывая, пообещала Тьяна, — и еще, какие амулеты вам нужны.
Составьте список.
Как там говорила Овертина: «Хоть три маяка!»
Рамуана взяла амулет салфеткой, рассмотрела, показала другим:
— Видите, просто камешек с дырочкой. Если бы не этот значок… Можно и не заметить. Его надо отправить на обследование дознавателям, конечно. Разберутся, кто делал, кто продавал.
Она вернула камень в шкатулку, завернула шкатулку в платок и перевязала шнурком, потом накапала на узел расплавленного воска из свечи и приложила свое кольцо-печатку. А руки потом поднесла к огню свечей, чтобы очистить.
— Сестра Фания, будьте готовы рассказать обо всем дознавателям под клятвой. А эта леди, которая, кажется, не знает, сколько стоят лекарские амулеты, уже пообещала вам щедрый дар.
— Я не отказываюсь от своих слов, — подтвердила Тьяна.
Где три маяка, там и четыре, в конце концов. Ее сейчас волновало не это.
Когда обрадованная монахиня ушла, леди Фан демонстративно выглянула в окно.
— Может, сегодня самая полная луна в этом году? Мы разгадали тайну смерти одного лорда двухлетней давности.
— Сегодня вообще новолуние, дорогая, — усмехнулась Рамуана, — и ничего мы пока не разгадали. Просто есть неизвестный амулет, который надо передать на обследование, — она убрала сверток в ящик шкафа.
— У лорда Вилена нашли много амулетов, сделанных непонятно кем и подобранных неправильно, — вспомнила Тьяна, — говорили, что из-за них он и вел себя так странно.
— Вот и посмотрим, — кивнула настоятельница, — а ведь я хорошо помню и тот день, и графиню Каридан.
Она так плакала и причитала, когда он умер. Она меня весьма тронула. И напугала при этом сестру
Морри. Та спряталась от нее в подвале. Но сестра Морри сумасшедшая, она иногда прячется в подвале просто так.
— Сумасшедшая монахиня? — удивилась Тьяна.
— Именно. Но она обычно спокойная и тихая. Иногда месяцами молчит. Почти слепая, и все время вяжет чулки сестрам, вот так, на ощупь. Появилась здесь задолго до меня. Она уже очень стара, пусть живет спокойно свой век. Уже поздно, пора отдыхать, давайте, я провожу вас…
Им предстояло подняться на второй этаж, но сначала пройти через коридор. Старуха в бордовом монашеском платье сидела на скамье в углу рядом с дверью, на стене возле нее мерцала свеча в подсвечнике, всего одна, и такого тусклого света Тьяне определенно не хватило бы для работы. Старуха вязала чулок из шерсти, мерно, неторопливо постукивали спицы, клубок катался где-то далеко. А она и не смотрела на спицы, устремила невидящий взгляд куда-то перед собой.
Сестра Морри, кто же еще. Можно и не уточнять.
Леди Фан пропустила Тьяну вперед, следом за матушкой Рамуаной. Они так и прошли бы, но Тьяна вдруг оглянулась, не поняв толком, зачем ей захотелось посмотреть на вязальщицу еще раз.
Что-то привлекло внимание, оставшись не рассмотренным до конца, где-то на краю сознания.
Шкатулка. Рядом с сестрой Морри на скамье стояла небольшая плоская шкатулка с узором на крышке, эту шкатулку Тьяне и захотелось поднести к свету и рассмотреть.
Она подошла близко, вглядываясь. Узор показался знакомым сразу. Венок из цветов и листьев, инициалы сверху, а внутри венка герб: силуэт свернувшегося лиса в круге.
— Простите, сестра Морри. Можно? — она нагнулась, взяла шкатулку в руки.
Настоятельница сделала предостерегающий жест, но сказать ничего не успела — монахиня выронила свою работу, и рванулась к Тьяне с криком:
— Не смей, не трогай, отдай!
Среди ночной тишины этот крик показался чересчур громким. От неожиданности Тьяна выронила шкатулку, она открылась, содержимое высыпалось.
Матушка Рамуана сама поскорее поторопилась поднять шкатулку, попутно собрав выпавшие вещи, и дала ее в руки старухе, которая продолжала кричать до тех пор, пока «драгоценность» к ней не вернулась. Все случилось быстро, леди Фан и Тьяна так растерялись от этой неожиданной бури негодования, что не успели сдвинуться с места.
— Она дорожит этим больше всего на свете, — пояснила Рамуана, — боится расстаться. Лучше не трогать.
Пойдемте, она сейчас успокоится.
Сестра Морри тем временем открыла шкатулку и принялась выкладывать каждую вещичку, тщательно ощупывая трясущимися руками, и при этом называла:
— Ножницы. Это ножницы. Лента. Игольник. Это булавки. Это нитки, которыми леди Лия пришивала пуговицы. А стекло забрала эта ужасная маленькая леди. Это ножницы…
Рамуана в нетерпении покачала головой:
— Пойдемте! — но, разглядев выражение лица Тьяны, она осеклась, замолчала.
Тьяна стояла, дрожа всем телом, вся в тревожном предвкушении чего-то очень важного.
— Стекло у меня, — сказала она, — отдать?
— Стекло забрала маленькая леди! — громко повторила сестра Морри.
— Она отдала мне! — отчего-то придумала Тьяна, — Я верну его вам. Вы — леди Дайне?
— Леди Дайне умерла, — сердито поправила старуха, — и моя леди Лия умерла. Я Морри. Отдайте мне стекло моей леди! Тогда у меня будет все! Леди Лия подарила мне, а леди Тьяна взяла стекло! Вы леди Тьяна? Отдайте стекло!
Тьяна не сразу вспомнила: ведь графиня Каридан называла ей имя хозяйки стекла. Вилия Дайне, должно быть, это родная тетка злодея Дайне. Она была воспитательницей будущей герцогини Тьяны. Леди Лия.
— Вы служили у Дайне? У Вилии Дайне? — спросила она.
— Отдай стекло! — не унималась старуха.
Эль уже сунула Тьяне в руки ее сумку. Та поспешно достала шкатулку с драгоценностями, из нее — то самое заветное стекло шута, отдала сестре Морри. Монахиня вцепилась в безделушку, принялась ощупывать, гладить, недовольно заявила Тьяне: