Жена чудовища
Шрифт:
И выражение его глаз почти неуловимо изменилось. Кажется, он хотел услышать что-то другое.
— Конечно, — кивнул он, — я бы так или иначе вам все рассказал. Нам сообщили, что жив тот, кто наложил заклятье на мою мать. Мы увиделись. Но договориться не получилось, — говоря это, он открыл бутыль, разлил вино — себе больше, ей совсем немного.
Она пригубила из стакана, и заметила:
— Но ведь о нем говорили, что он давно умер? Утонул?
— Судя по всему, вы знаете эту историю, — не слишком удивился Валантен.
— Да, мне рассказали. Король начал, а про остальное я расспросила эсса Хойра.
— Хм. Понятно. Тогда вы знаете, что, по условию, которое объявлено при наложении заклятья, расколдовать меня могут два человека, мой отец и тот, кто заклял. И то не обязательно, но у них есть шанс, во всяком случае. Мой отец умер. Но тот несчастный, из-за которого все и началось, оказывается, жив. И мы с ним встретились.
— И что же? Он попробовал, и не вышло?
— Он не пробовал, — Валантен покачал головой, — он, видите ли, запросил слишком много за эту попытку.
— И что же?..
— О, условий было несколько, — Валантен улыбнулся, показав клыки, — и деньги тоже, но только как часть сделки. И я должен был поклясться сделать что-то, о чем он объявит позднее. А я не стану подписаться на дела, мне неизвестные. Мой брат, ввиду его положения, и подавно.
— И вы позволили ему просто так уйти? — удивилась Тьяна, — единственному человеку, способному расколдовать вас?
— Он был хозяином встречи. Он позаботился о возможности уйти. Мы отчего-то считаем, что он захочет поторговаться еще, но я больше не хочу иметь с ним дел. Вот, вкратце, и все.
— Почему не хотите?..
— Потому что не верю в возможность снять заклятье таким способом. И уж подавно не стану давать ему обещаний, если он опять потребует.
— Он должен, снимая заклятье, любить вашу мать, — вспомнила Тьяна.
— Вот именно. Что почти невероятно, спустя столько-то лет. А попадись он мне, я бы не торговался с ним, а утопил в море с камнем на шее. За зло, которое он принес нашей семье. Особенно моей матери. Так что придется, дорогая Тьяна, вам и дальше быть женой волосатого урода.
Она протянула руку, погладила ладонью его ладонь. Ладонь эта была теплой, сухой, немного жесткой.
— А вы, Валантен? — спросила она, — вам хочется стать настоящим? Таким, каким вы были бы, если…
Он провел другой рукой по лицу, как будто желая смахнуть что-то, и серьезно взглянул на Тьяну.
— А вы? Вы бы хотели, чтобы я стал другим?
Тьяна вздохнула.
— Можно, я скажу вам правду, Валантен? Я не слишком сильно этого хочу. Может, захочу как-нибудь потом.
А пока я хочу ближе познакомиться с тем Валантеном Айдом, за которого вышла замуж. И я хочу, чтобы вы опять расплели мне прическу, можно?..
— Прическу? Конечно, — он привлек ее себе, одну за другой выдернул несколько шпилек из волос, — а что потом вы разрешаете мне, миледи?
Тьяна укусила себя за губу, подумав, что серьезно она на это отвечать не станет. Это выше ее сил, говорить о таком серьезно.
— А когда покончите с моей прической, милорд… — она улыбнулась, — даже не знаю. Видите ли, раньше я еще никогда не выходила замуж, поэтому не слишком в этом разбираюсь. Я считала, что вы гораздо опытней меня, милорд. Нет, я, конечно, могу спросить совета у тетушки.
— Тьяна, — кажется, он подавился смехом, и прижал ее к себе сильнее, — перестаньте, Тьяна. Я понял, — он принялся выдергивать из ее волос шпильки, пропуская меж пальцев освобожденные пряди, — Тьяна…
— Да, Валантен?
— Тьяна, я так скучал. Кажется, за эти дни не было и часа, чтобы я не думал о вас. Доверьтесь мне. Просто доверьтесь, хорошо?
— Да, Валантен…
Сначала он погасил свечи в подсвечнике, в одно мгновение, дунув на все пять штук разом. Потом подхватил Тьяну на руки и донес до кровати, опустил поверх покрывал, сам навис сверху.
— Тьяна.
В почти полной темноте она видела лишь тень над собой, ощущала тепло его большого тела, слышала дыхание. И его сердце вдруг застучало так, словно ему в груди стало тесно.
У ее платья был тугой корсаж, и целый ряд мелких пуговок сзади, лежа на спине, их не расстегнешь.
— Платье, Валантен, его надо снять, — прошептала она, страшась испортить виртуозную работу эссины Витолы. — Расстегните…
— Да. Платье. Потом. Не бойся, — он склонился низко, к самому ее лицу, цепочкой легких поцелуев прошелся по ее щеке от виска до подбородка, потом по шее и груди, сколько позволяло платье, накрыл ладонью левую грудь — поверх платья…
И опять шерсть на его лице щекотала ее кожу, которая уже ждала и этой щекотки, и самих поцелуев.
Ему было бы так легко порвать этот упругий красный шелк, как и затейливую паутину кружева. Его-то когтями. Нет, он не стал рвать. Вместо этого одним движением поднял и ее сорочку, и юбки высоко, до подбородка, обнажив ее ниже пояса, и она позволяла все, доверившись совершенно. Иногда напрягалась, замирала опять, прислушиваясь к тому новому, что творилось с ее телом. И когда его язык прошелся по ее животу, до самых волос внизу, а потом от колена вверх, до того же кустика волос… это было и странно, и приятно. Его пальцы скользнули и там, по тому местечку, раньше запретному, на которое теперь, как ни крути, Валантен Айд приобрел все права…
Она опять запустила пальцы в его шерсть, перебирала ее, пропускала между пальцами. Как будто он был огромный кот. Он, кажется, и заурчать был готов, как огромный кот, а она бы поддержала его — разнеженная, довольная кошка.
Потом… Больно больше не было. Не было и так приятно, как все предыдущее, но это, должно быть, была плата Валантену за все то, сделанное для нее, за его старание доставить ей удовольствие. Потому что ему явно именно этого и хотелось больше всего.
Его движения в ней были медленными сначала, и становились все быстрее, потом — глубокий вздох, почти стон…