Жена для отщепенца, или Измены не будет

Бреннер Марина

Всё здесь замерло, одеревенело и отряпичнело.

И украшенная «зала», и гости, и всё новые и новые блюда, подносимые из кухни запыхавшимися, раскрасневшимися, лебезящими слугами. Ароматы мяса, вин и настоек, выпечки и фруктов, скатавшись в липкий комок не вызывали у Эмелины ничего, кроме тошноты и острого желания сунуть себе два пальца как можно глубже в глотку.

— Чего скривилась? — склонился к ней непонятно чем довольный Ланнфель, отрываясь на мгновение от беседы со старшим из братьев Бильер, Феннером — Не переживай,

Эмми. Жив твой пихарь. Целитель его подлатал. Где — то в одной из комнат валяется, что ли? Я, правда, не понял, где именно, да мне и нет особого интереса. И тебе, я думаю, тоже. Не сдохнет, в общем. Жаль, конечно, что не удалось упокоить его. Но, видимо, любят засранца Боги…

Тут же отвернувшись, вновь переключился на собеседника.

Хорошо так уже подвыпивший Феннер, чертящий тупым концом ножа на скатерти какие — то рисунки, сопровождающий свои действия упоминаниями «пустых земель», равно как и «земель плодородных», оказался более интересен сейчас молодому мужу, чем она, Эмелина. Впрочем, чем даже все Эмелины этого мира.

Взяв вилку, льерда ковырнула сладкое желе, лежавшее в её тарелке. Положив в рот прохладный кусочек, подумала о том, что надо бы всё же хоть немного поесть.

Тут же девушку не на шутку замутило. Несмотря на это, она всё же заставила себя проглотить липкий комок, уже успевший согреться во рту и начавший противно подтаивать.

Эмми крепко зажала рот ладонью.

Вот же… Не хватало ещё, чтоб после всех перипетий её вытошнило сейчас прямо на свадебный стол! Тогда — то будут рады и папенька, и этот… новоиспеченный муж.

Отняв ото рта руку, девушка несколько раз глубоко вздохнула. Чтобы немного отвлечься, принялась оглядываться по сторонам.

— Эмелина, — супруг вновь склонился к ней — Ты дышишь, словно тебя душат. Пыхтишь, как котел! Тебе что, нехорошо?

Странно, что он заметил… Очень странно.

— Душно, льерд, — прохрипела, немного осмелев — Здесь просто очень…

Резко повернувшись, поймала взгляд Ланнфеля. Нежно — изумрудный, насмешливый прищур, вполне себе человеческий. Без примеси болотной гнили, холодного любопытства и отблесков чешуи тех самых чудовищ из старых, страшных, полузабытых сказок.

И совершенно трезвый.

Ну да. Погорелец ведь и не пил почти. Полностью игнорируя предложенные ему крепкую брагу и шипящий, воняющий прокисшими фруктами самогон, налегал всё больше на домашнее пиво. Мутное, шипящее ровно тысяча змей, брызгающее весёлым светом и ароматами подсушенного в печи белого хлеба.

—…душно, — прошептала Эмелина, глядя в глаза супругу — Всё в глотке засохло! Я… Хотя вам — то что за дело?

— Раз спрашиваю, — вольник передернул плечами — Значит, надо. Не хватало ещё здесь хилости твоей… На кой ляд мне больная жена? Мало того, что… Ладно. Погоди минуту.

Жестом руки подозвав одну из пробегающих мимо служанок, перепоручил ей заботы о новобрачной:

—

Отведешь льерду Ланнфель в спальню. Дурно ей. Пусть приготовят купальню, холодные напитки, лёд, ну… и всё, что надо. Да, и окна там откройте, пусть комната выветрится. Я буду позже.

Прижав на секунду руку жены к столу, прошипел ей на ухо:

— Не вздумай только под это дело отправиться своего любезничка разыскивать! Учти, следят за тобой. И, если что, мне всё станет тут же известно. Итак ты достаточно уже накуролесила, дорогая. Всё. Иди.

В ту минуту Эмелина была почти благодарна ему! Несмотря ни на что.

Даже когда жестокие руки банщицы, чуть кожу не сняв с тела новобрачной в купальне, без всякого стеснения проверили её «на гладкость», не сопротивлялась.

— Ножки раздвиньте, льерда, — широкая пятерня краснолицей, громогласной бабищи бесцеремонно проехалась по тугому, нежному холмику между сливочных бедер девушки — Вы итак чистенькая, конечно! Однако, тщательность ещё никому не вредила.

Проделав тоже самое с подмышками и ногами подопечной, труженица осталась довольна:

— Да, хорошо. Ступайте причесываться, и сейчас вам попить принесут.

Прошло довольно много времени.

Была уже, вероятно, середина ночи, когда намытая до скрипа, гладко причесанная и напоенная прохладным мятным отваром льерда Ланнфель свернулась под теплым одеялом, подтянув ноги к груди.

Расшитая мелким бисером, белая шелковая сорочка липла к голому телу, и это жутко раздражало.

В спальне было свежо — только недавно прикрыли окна. Трещал камин, возвращая ласковое тепло воздуху и стенам.

Снаружи вновь шел дождь.

На сей раз он не крапал, как весь день, а именно лил, судя по шуму воды и слабым присвистам ветра.

Немного повертевшись в широкой постели, девушка нашла таки удобное положение. Стараясь не думать ни о прошедшем дне, ни о прошедшем в этом дне, она начала даже задремывать…

Дверь, отворившись с мягким скрипом, впустила в спальню Ланнфеля, одетого в свободную, белую рубаху и просторные штаны.

— Не спишь? — осведомился он, присаживаясь на край низкой, массивной кровати — Ну что? Пришла в себя?

Помолчал, глядя на сощурившую глаза супругу.

Потом зачем — то добавил:

— Нормально всё прошло. Гости половина разъехались, половина по спальням разошлись… Ладно, Эмми. Впустую не будем трепать языками, верно? Послушай, что я скажу.

Натянув одеяло до самых глаз, она пристально смотрела теперь на мужа сквозь отблески камина, пары свечей и пасмурной ночи.

Он же, потянув с плеч рубаху, колыхнул внезапно ставший тугим воздух спальни крепкими ароматами пива, табака и дорогого мыла. Тут же примешался к ним ещё один… Горячий, неведомый, напоминающий смесь крепкого кофе, ванили, разогретой на жаре карамели и каких — то пряностей.