Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
Как во дворе переговариваются дворник и ожидающий льерда кучер.
Как непонятно чем взволнованная Хозяйка тяжело дышит, вертя в руках вилку и глядя на Хозяина…
— Что ж, — наконец ответил Диньер, насмешливо сощурясь — Если хочешь, едем. Экипаж тёплый, но всё таки оденься понадежнее. Не лето на дворе. Иди собирайся, Серебрянка. Я подожду.
Она едет с НИМ! Она САМА этого захотела.
Да всё равно даже по какой причине, мать его… Бабы любят шляться по вещевым лавкам и тому подобным местам.
Вот
С кем лучше жить? С кем лучше… спать? Даже просто спать. Без малейших намёков на ТО, чего она так боится…
Эмми очень миленькая, когда спит. Когда, смежив глаза, сопит носом, прижав подушечку указательного пальца к углу маленького рта. Коротко вздыхает, легко тревожа серебристые прядки волос, упавшие на лицо. Встряхивается, пыхтит, как щенок…
«Ничего, — подумал мрачно Ланнфель, откинувшись на спинку стула, прикрыв глаза и ощущая внизу живота сладкую, тянущую боль — Приучу. Приручу тебя. Как вот ты этого паршивого кота, Стервоза. Кормежкой да глажкой. Битьем и кнутом тебя такую не возьмешь, это сразу было ясно! А вот за сладостью, за ласками ещё сама прибежишь… И сама попросишь.»
…Едва только захлопнулась дверца добротного, дорогого экипажа на мягком ходу, Диньер просунул руку под гибкую, обтянутую толстым велюром теплого пальто, вмиг напрягшуюся спину жены.
— Не бойся, Эмми, — опалил покрасневшее ухо горячим шепотом, осторожно погладив свободной рукой протестующе сведенные бедра — Поцелую тебя сейчас… Это точно не больно. Честное слово, нет.
Не обращая внимания на слабый протест, крепко прижал к себе трепыхающееся свечным огоньком, тоненькое тело.
— Ты ведь ещё ни разу не целовала меня, верно? — коснулся сжатых, пухлых её губ раскаляющимся языком — Так давай же.
И тут же медленно начал сходить с ума, тяжело накрыв губами нежный, карамельный рот, внезапно и нерешительно ответивший на эту ласку мелким, едва заметным движением…
Глава 16
Глава 16
Призон встретил гостей суетой, шумом людных улиц, мелким, колючим дождем и порывистым ветром.
Однако, всё же здесь было теплее, чем в окружных угодьях. Небольшой город, защитивший себя кольцом из высоких зданий, сумел за счет них «утеплиться», плотные ряды близко натыканных домов не давали во всю силу разгуляться здесь ни ветру, ни холоду. Бесчинствовать им было негде, приходилось выбирать для веселья либо поля, либо малолюдные места вроде имений Ланнфель, Бильер, Ригз, Павверс и иже с ними.
— Приехали, льерд, — сконфуженно улыбаясь, пробормотала Эмелина, поправляя одежду — Всё платье измяли… пустите!
С сожалением Ланнфель разжал руки. С очень большим
Девчонка теперь выглядела такой забавной. Трогательной. Милой. Нежной… К ней так тянуло, просто… до невозможности…
Маленькая шерстяная шапочка, прикрывающая только затылок, свалилась назад, ленты же, её удерживающие, развязались. Серебристые волосы, пристойно заплетенные в толстую косу, рассыпались по плечам. Дыхание сбилось, щеки розовели, ровно поспевающие летние яблочки, а нацелованные, припухшие губы кривила хитрая усмешка.
— Ты очень красивая, Эмми, — брякнул он, тут же обозлившись на себя за неоригинальность комплимента — Ладно. Пойдём.
Умник, мать его… Сообщил новость. А то ведь Стервозе неизвестно, что она красива. Определённо, слышала и слышит это от многих. Хотя бы от того же кукурузноголового Ригза.
Интересно, как он её целовал? Наверняка, засунув девчонке в рот половину языка, да напустив побольше слюней… Ага! При этом, неумело жулькая груди, задницу, да ещё и подвывая, аки голодный пёс.
Точно. Так всё и было. И лапал также неумело, путаясь в юбках, туго соображая, как расстегнуть пажи на чулках, и что делать потом. Неудивительно, что после люблюшек с этим сопляком Эмми осталась девственна. Да она бы осталась девственной даже, если б тот женился на ней! До самой старости. Поскольку, чернявчик вряд ли б сообразил, что и куда надо вставить женушке, чтоб та была довольна…
— Спасибо, льерд, — ответила Эмелина, проворно охорашиваясь перед карманным зеркальцем — Мне очень приятно это слышать. Вы тоже кр… ничего так себе.
Ах тыж, дрянь такая! Бросила, ровно собаке кость. Осчастливила. «Спасибо», говоришь? Ну и тебе спасибо, льерда Деревенщина. Тому битому простофиле так, наверное, не говорила…
«Вот точно, что сама его просила, — мрачно подумал вольник — И не съездить за люстрами, а ТОГО САМОГО. Наверняка, выпрашивала с придыханием, как тогда, под лестницей. Ну, когда мёд ему в уши лила про прекрасную совместную жизнь. На мои деньги. Только трусишка забздел, да и дал взад пятки. И досталась ты, Серебрянка мне вся, с потрохами. Вот поэтому, и просить будешь меня. Об ЭТОМ же…»
В общем, к тому времени, когда экипаж, дернувшись пару раз, остановился возле торговой площади, в положенном для стоянок месте, голова Ланнфеля уже пылала, как хороший костёр.
Разыгравшееся воображение рисовало картинки одну пакостнее другой, а ревность грызла сердце, как крыса — кусок старого сыра.
Льерд вот — вот готов был сорваться на любого оказавшегося рядом несчастного, да и по любому же поводу.
Если б не льерда Ланнфель, у которой достало выдержки не обращать внимания на короткие выплески мужева огня, путешествие сие окончилось бы не покупкой «обстановки» и заказом светильников, а каторгой.