Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
— Хорошо, недалеко завалились, — ободряюще произнес, остановившись, поглядел в белеющее в уже почти ночной тьме лицо жены — Вон уже дом наш. Пришли, Серебрянка!
— Вы б отпустили меня, льерд, — ещё хриплым после плача голосом попросила Эмелина, уперевши ладони ему в грудь — И так ведь всю дорогу на себе тащили ж…
Диньер отрицательно мотнул головой:
— Нет уж. Вот придем, отпущу. Мне своими глазами надо убедиться, что с тобой всё хорошо. Целителя рядом нет, но ничего. Сам посмотрю, нас такому обучали. Да
Пройдя в широко распахнутые, ждущие их ворота, тут же крикнул расторопному, носатому стражнику, чтоб тот встретил обоз и помог возчику.
Служка кивнул, быстро исчезнув во тьме и не задавая лишних вопросов.
Выбежавшая на порог прислуга было заохала, на ходу расспросив о происшествии, но тут же взяла себя в руки.
— Ни ссадинки, льерда, — подытожила она уже позже, бесцеремонно раздев догола Эмелину и осмотрев её, вертя во все стороны — Боги милостивые! Ужас, ужас — то какой… Вы оба сейчас мойтесь и кушайте. У меня всё давно готово. Ну ка, ещё раз повернитесь, льерда Ланнфель! Нет. Слава Богам, целенькая.
— Зря вы беспокоитесь, — улыбнулась Эмми, внезапно смутившись присутствию мужа, отчего — то покраснев сразу и спиной, и грудью — Меня об дорогу не расшибёшь… Я же маг.
— Маг, с печки шмяк, — мрачно хохотнул Ланнфель — Думаешь, вы много сильнее людей? Вполне возможно, но… всяко бывает.
…Уже почти к середине ночи было закончено с мытьем, с ужином, с живописанием Коре подробностей крушения экипажа, равно как и с громогласными обещаниями льерда прибывшему возчику намылить тому шею и спустить шкуру поутру.
Диньер, поднявшись наверх, решил таки вернуться и поторопить жену, увлекшуюся, скорее всего, обнималками с котом и болтовней со «старухой».
— Дура, — проворчал, оборачиваясь к двери, которую только что притворил за собой — Чешет там яйца мохнатой падле, да треплет языком, вместо того, чтоб идти спать! Завтра же выброшу за ворота этого паскуду…
Тут же открывшаяся дверь оборвала злые словоизлияния:
— Чего ворчите? Я Коре помогла посуду помыть… Показала, как я это могу. Она в полном восторге! Оказывается, она видела шаррх в действии всего пару раз, у них в Пансионе бытовых магов не бы…
Не в силах больше бороться с собой, Ланнфель привлек супругу к себе, накрыв ладонью без умолку тарахтящий рот.
— Эмелина, — велел он — Замолчи и ложись спать. Всё ясно?
Ответом были глубокий вздох и яростные кивки.
…Среди ночи же вольник резко пробудился, ровно от грубого, бесцеремонного тычка.
— Льерд Ланнфель, — сидящая в постели Эмми резко отдернула слегка светящуюся руку от плеча мужа — Простите… Раз уж я всё равно проиграла, то… А я проиграла, чего уж там… Этот последний кон всё равно бы ничего не решил. Он был просто не нужен. И вот ещё… То, что перевернулся экипаж… это значит, так и было надо. Ну так и как? Мне встать
В ту же минуту он привлек к себе немного напрягшееся, но всё же становящееся уже отзывчивей, вздрагивающее, желанное тело супруги, одновременно стягивая с её плеч теплую, ночную рубашку.
— Не сегодня, Эмми, — прошептал, обжигая нетерпеливыми, быстрыми поцелуями стремительно обнажившиеся груди — Не сегодня… Сегодня просто иди ко мне… Просто будь со мной. Не бойся, Серебрянка. Я буду нежным. Я попробую. Постараюсь.
Но всё таки, несмотря на жар, начавший уже плавить воздух спальни и разум, Диньер точно отследил природу этой внезапной перемены и покорности в супруге…
Он отлично знал, в чём здесь дело.
Глава 18
Глава 18
Эта дура магичка решила, очевидно, свести его с ума!
Мало было девчонке прошлых нервотрепок, мало было происшествия сегодняшнего. Мало ей, по всей вероятности, и того, что уже с портрета шелкового глянув, впилась острыми, железными клыками в плоть. Тяжелым жаром опалила сердце, пожгла разум страшным лесным палом, и продолжает теперь жрать, ломать, жечь, грызть…
Стерва… Стерва, неведомая, лесная, чужеродная Тварь! Хитрая, холодная лицемерка. И желанная… желанная, желанная…
Каленым железом жжет, колючей, ледяной, зимней водой добивает… Тянет, отталкивает и влечёт невероятно!
Не будет этому конца. Никогда… Даже когда померкнет свет, даже когда Гран и Талль угаснут и окаменеют, а и тогда хоть где — то, в крошках остывшего мира, да сохранится этот Зов, и тогда — останется.
Бороться бы надо! Надо, да. Но не сейчас… не сейчас. Потом. После…
— Я не… не понимаю, — выдохнула Эмелина, когда горячие ладони мужа накрыли её маленькие, круглые груди с закаменевшими сосками — Я ведь и не хочу вас, льерд! А… хочу.
— Потом объясню, — отрезал, перемешав шепот с рычанием, уже и вовсе неясно, откуда взявшимся — Если я понял правильно, конечно… Молчи пока. Молчи и делай, что тело желает. И что я скажу.
Льерда округлила глаза. Соглашаясь, резко тряхнула головой, осыпав серебром волос худенькие плечи, тут же застонав, приоткрыла рот, немного откинувшись назад.
Губы мужа обжигали кожу, короткие поцелуи напоминали прикосновения раскаленных клейм, коими метят скотину владельцы выпасов вроде Бильеров, Павверзов или каких — нибудь Ригзов…
Миг! Резкий взвизг ошарашенного животного, крепко удерживаемого руками скотника, потными, грязными и сильными, и — всё. Готово! Рана — вензель уже украшает шкуру, слабо кровоточа, и слегка дымясь.
Миг!
Резкий, приглушенный взвизг Эмелины Ланнфель… и всё.
— Моя, Серебрянка! — хрипнул льерд, ощутимо сжав зубами нежную кожу груди, сборчатую, бархатную плоть прямо возле соска — Не пищи. Ты сама этого хочешь.