Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
О родне Эмелины льерду Ланнфелю известно было всё подчистую. О том, что папаша Бильер, сильно в молодости наследив, жил на две семьи, к чести его сказать совершенно открыто. Ни разу не обидев ни законную супругу, ни любовницу, сумел окружить заботой обеих.
Эмми отлично помнила, что Алисия Бильер и её мать, Онорина, даже дружили, не выказывая друг другу ни малейшего пренебрежения, не строя козней и особо не соперничая.
Когда Онорины Астсон не стало, девочке исполнилось восемь лет и, сразу же после похорон супруги Бильер взяли на себя заботу о сироте с радостью и большой охотой.
— Живи
И, если мамаша Бильер окружила сиротку заботой, любовью, теплом и балованием, то папаша же взял на себя заботы о приличном образовании девочки, изъяв ту из местной, окружной школы и отправив в дорогой, приличный Пансион недалеко от Призона. Кто же виноват, что юная льерда Бильер — Астсон не проявила к наукам ни интереса, ни особых способностей?
Да ещё вдобавок произошел кризис, значимо подпортивший дела многих окружных фермеров и дельцов, поэтому от излишеств вроде обучения манерам и прочих пришлось просто напросто отказаться.
— Потом доучишься, Эмелина, — сказал папаша — Если пожелаешь, конечно… Хотя по моему разумению, девушке важнее найти себе достойного супруга, чем нос совать в науки, религии и, упаси Боги, политику. Читать, писать умеешь. Считать тоже. Вот и хватит с тебя.
Легко согласившись с папенькой, юная льерда особо — то и не расстроилась. Всё одно, учиться она так и не полюбила, а подруг среди чопорных, заносчивых воспитанниц Пансиона не нашла, да никогда сильно — то и не искавши.
Так вот, если вся маленькая, неинтересная жизнь супруги известна была Ланнфелю, то о нем самом льерде было не ясно ровным счетом ничего.
На вопрос, как и за что оказался он в Каземате, ответ прилетел сразу:
— Как, как… Жопой об косяк, Серебрянка. За дело, не волнуйся. Просто так туда не берут. Заслужить надо.
На вопрос же о родителях вольник также долго не распространялся:
— Папашка, словив перепела, сгорел в пожаре. Ты же знаешь. Все знают, вся округа в курсе.
— А мама? Диньер… Давно она умерла?
Льерд нервно передернул плечами:
— Мертвой никто её не видел, однако. Кто знает, может она и теперь жива?
— Как это? — удивленно округлила глаза Эмми — Так и где она?
Супруг ответил неохотно, довольно долго перед этим помолчав:
— Не знаю я, Серебрянка. Она уехала, когда мне было три… или четыре? Точно не помню. Отец тогда уже начал хорошо закладывать. Трезвый молчал, а пьяный нёс какую — то чушь, что она «ушла к своим». Вроде как не была моя мать ни человеком, ни магом, а… хрена с два! Не помню, как он их называл. Какие — то твари, вроде змей, либо подобной пакости. Хотя, я думаю, мамашка моя была просто шлюхой, да и сбежала с любовником. Отец был зол на неё, вот и выдумывал сказки про этих гадин, да по пьяни и облекал в слова… Тут я его понимаю. Сам не выношу, если баба на сторону смотрит. Вообще этого не приемлю. Хотя папаша мой, да… Искусный был выдумщик! Ему бы, подлецу, сказки сочинять, не отбился б от слушателей… Всё, Эмми. Достаточно. Оставь меня в покое и не лезь. Это, моя дорогая, тебя вовсе не касается.
Не
Однако, хитрый папаша сразу же пошел в отказ, заявив, что в личные дела Дишена никогда не совался и ей, своей дочери, того тоже не советует.
Узнав же о «змеях», родитель и вовсе поднял Эмми на смех:
— Ну да. И мне Дишен такое плел, когда бывал крепко пьян. Так посуди сама, Эмми. Если жена от мужа сбежала со случайным пихарем, то кто она? Правильно! Змея и есть… Вот, что бедняга имел ввиду, а не каких — то там Чудищ. Не выдумывай, чего не след. Успокойся и не сочиняй ерунды. Всё, я сказал. Всё. Эмелина! Я не твой добряк супруг. Не посмотрю ведь, что взрослая. Выпорю кожаным кнутом по голому заду. Иди лучше, прими капли и приляг. И вообще… знай своё бабье дело, не суйся, куда не просят.
Однако, обеспокоенная всё же недомолвками, да то и дело темнеющими болотной мглой глазами супруга в минуты гнева или на пике страсти, не слишком образованная, но всё же и не слишком глупая юная льерда крепла мыслью попросить ответов у того последнего, кто их мог дать ей.
Оставалось одно. Составить письмо с просьбой тому самому Ракуэнскому Магу, Владельцу Военной Академии, так радушно принявшего не имеющего ни денег, ни рекомендаций мальчишку — провинциала под своё крыло… Странно ей было, что обычного человека вот так, с распростертыми объятиями, там встретили! Что — то не сходилось здесь. Рвалась ниточка.
Честно говоря, трусила льерда сильно. Даже депешей обращаться к личности, занимающей столь высокое положение, девушке было страшно.
Боевые Маги — особое сословие. Высшее из Высших. Кроме того, нрав их и спесь всем хорошо известны. Саццифир Ракуэн — вообще скала. О нём просто и подумать — то страшно, не то, что ехать просить разговора! Даже и написать ему… Такая Величина, а тут какая — то Эмми Ланнфель из Зажопинских Имений со своим письмом и глупыми вопросами…
И всё же, однажды она решилась.
…Тот вечер выдался на удивление снежным.
Зима, прежде стеснительно брызгавшая с небес мелкой, мокрой крупкой, всё же осмелилась, вероятно, попробовать вступить в свои права.
На часах было вовсе ещё немного, но за окнами потемнело и захолодало так, что пришлось прибавить огня в очаге и каминах, да зажечь везде свечи и светильники.
Кора, приготовив ужин, оставила его возле протопившейся уже, но ещё горячей печи и, попросив разрешения, ушла к себе немного отдохнуть, пока льерда Ланнфеля нет дома.
— Идите, идите, — покивала головой Эмелина — Конечно, отдыхайте, какой разговор. Льерд приедет, я его сама покормлю. Скоро уже должен быть, они с Феннером поля объезжали, это не так уж долго.
Отпустив прислугу, льерда присела в зале возле низкого столика, поставив на него круглую чернильницу и положив стопку хорошей, плотной, белой бумаги.
Решено! Она, Эмми, письмо сейчас составит, а утром попросит Кору поправить ошибки, чтоб переписать после набело. Ещё будет надобно отвезти депешу в Призон и там отдать почтовым нарочным. Но с этим Эмелина и сама справится.