Жена для отщепенца, или Измены не будет
Шрифт:
И, как только девушка, ругаясь про себя, принялась медленно выводить на белом листе первые слова, не отрывая взгляда от раскрытого перед ней словаря, по полу, застеленному толстым ковром, потянуло холодом.
Поднявшись со стула, льерда глянула в полутемный коридор, видимый в приоткрытую дверь залы. Затаив дыхание, прислушалась.
Странный, нежный звон шел, по ощущениям, со стороны купален и примыкающих к ним чуланов, где хранились щетки, тряпки и прочие необходимости для уборки.
С той же стороны внезапно раздался глухой треск. Следом послышалось злобное
— Масик, — вполголоса произнесла Эмми, сунув ноги в домашние туфли и плотнее завернувшись в длинную шаль — Масик… Что там? Крыса?
Ладони девушки зажгло. Шаррх, отчего — то потребовавший свободы, облил руки магички почти до локтей мягким, оранжевым пламенем.
— Кто здесь? — дрогнув голосом, выглянула она в коридор — Масик!
…Сглотнув комок липкой, противной слюны, льерда Ланнфель вышла из залы, решительно настроив себя не пугаться ничего, что бы там ни было.
Холод же, тем временем, стремительно принял отчетливую, плотскую форму.
Теперь Эмелине стало хорошо видно, что колючий, ледяной пар тянется именно из той купальни, где не очень давно льерд Ланнфель тщетно пытался найти плохо заделанные стыки в стенах или полу…
Глава 20
Глава 20
Дверь в купальню была приоткрыта.
Странно… Ведь до жути странно, поскольку Эмелина очень хорошо помнила, что запирала её. Как раз, когда умывшись и убрав за собой, подумала о том, чтоб не выстужать каменное, а от того всегда немного прохладное помещение. Льерд Ланнфель, вернувшись, должен был получить горячую купель после того, как намерзнется в дороге.
— Печку здесь поставлю на следующий год, — однажды объявил он жене — Небольшую. Камнями воздух греть, выстывает сильно. Зимы у нас долгие, Серебрянка! Мне — то плевать, а вот ты… Прислуге я сделал обогрев, вот и здесь надо бы. Не ровен час остынешь…
Тогда магичка отмахнулась:
— Не к спеху, Диньер! Руками обогрею. Нам там не спать, тепла на помывку и так хватит.
На что благоверный, конечно же, вспылил, обозвав её, по своему обыкновению, «дурой» и «гребанной Серебрянкой». Добавив плюсом пару ласковых фраз, что с тем полоротым Ригзом могла бы она, Эмелина, сидеть хоть голым задом на леднике, а вот с ним, законным мужем, такого не выйдет. И что, вместо того, чтоб возражать, подумала б, что супруг прав и хочет как лучше.
Льерда только посмеялась на очередной этот выплеск, да и почти сразу муж пришел с извинениями, в который раз пообещав, что впредь будет сдержан и вежлив, как никогда.
А вот теперь, нерешительно толкнув дверь купальни вовнутрь, сразу же и подумала Эмелина о том, что насчёт печки — то супруг как раз говорил верно.
Мало того, что сама дверь заиндевела понизу, так ещё и стены, и ножки самой купели были «забраны» до половины изморозью. Даже аккуратную стопку наглаженных Корой льняных, любимых льердом Ланнфелем, полотенец, похватал руками волшебный морозец!
Распахнув дверь пошире и впустив побольше света из коридора в темную купальню, льерда Ланнфель нашарила на одной из полок сбоку толстую свечу.
Тут
Маленький, нервно дергающийся огонёк был теперь некоторым подспорьем. Душевной поддержкой, если можно так было б сказать…
— Ну вот, Масенька, — дрожащим голосом обратилась она к сердито «уркающему», путающемуся под ногами коту — Нет никого. Глупыш! Посмотри сам, бояться вовсе нече…
И, тут же осекшись, широко открыла рот и распахнула глаза.
Из самого дальнего, самого темного угла купальни, оттуда, где, трусливо прячась от шаррха и свечи, всё ещё дрожала тьма, вышел мужчина. Роста визитер был невысокого, всего чуть повыше льерды Ланнфель, которая дородностью не отличалась никогда. «Коротышка» и «Полмеры», эти самые мягкие прозвища преследовали её с детства.
— Эмелина? — голос пришлеца оказался похожим на скрежет. Ощущение было таким, словно говоривший набил себе глотку грубым, речным песком, и теперь пытался отхаркнуть его — Побочная дочка Бильера? Притуши свет, дитя. Больно глазам. И убери, прошу тебя, отсюда этого зверя! Терпеть не могу кошек в доме.
Льерда, пытаясь разглядеть гостя получше, подняла свечу повыше, проигнорировав совершенно его просьбу.
— Это не кошка, — непонятно к чему уточнив и стараясь быть спокойной, произнесла, ощущая у ног нахохлившегося, настороженно урчащего лийма — Это кот. И вообще — то ещё котёнок. А вот кто вы, льерд?
Гость рассмеялся, холодно и скрипуче:
— Льерд Дишен Ланнфель, уважаемая.
— Да ладно, — хмыкнула Эмми, неожиданно попав в надменный тон собеседника — Льерд Дишен покоится на погосте уже много лет. После того, как перекушавши пойла, был неосторожен с огнём. На кладбище его кости, ну… или что там? Пепел?
— Хамка, — ровно, без смеха, заявил тот, присев на край купели — Хотя что ж взять с Астсонов? Узнаю их породу… Неотесанную! Неподдающуюся обучению. Плюс ко всему, ещё очень алчную и глупую. Знаешь, девочка! Ты, смотрю, любишь честные высказывания? Так изволь. Если б не опасность, грозящая сейчас моему сыну, я бы тебя и на пушечный выстрел не подпустил бы к нему! Да и сам не пришел сюда. Мне неприятно видеть тебя с ним рядом. Вот. Это искренне. Ну как? Нравится?
И в этот момент страх, который несколько минут назад путал ноги и мысли Эмелины, соскочил с той, ровно сон с вора, внезапно разбуженного либо проснувшейся совестью, либо пришедшим за ним окружным исполнителем.
— Надо же, — без перехода заверещала льерда, побагровев лицом и уперев свободную руку в бок — Я не имею понятия, кто вы, и как сюда попали, да и знать не хочу! Наверняка пролезли, пока охрана мух считала… Вот скажу Диньеру, чтоб он взгрел их, как следует! Так вот, уважаемый. Если украсть чего решили, не выйдет, так и знайте! Сейчас весь дом подниму на уши! Или сама справлюсь, прижгу вам язык ваш… поганый! Не смейте оскорблять меня и мою семью! И прочь из МОЕГО дома!