Жена навеки (...и смерть не разлучит нас)

Волкова Светлана

– Ты в своем праве, Эрени, - горько промолвил он.
– Уведи обоих в темницу, Кадмар. Я созову суд завтра на рассвете. Каким бы ни был приговор, жена разделит его с мужем.

Глава 21. В мучительном ожидании

Мы с Морани сидели в том самом овражке, где несколько дней назад укрывались вместе с мелким Далраном. Сейчас, как и тогда, мы ждали возвращения Нолгара. Вот только на этот раз имели все шансы не дождаться.

Супружник прямо предупредил нас, что он и тот маг из города, Деран, могут

не вернуться. Он посадил меня и Морани в расщелину под переплетенными корнями дуба. Отдал жареные крылышки куропаток, которые забрал из лагеря прачечника Андра. Запечатал овраг магическим барьером и сказал, что барьер рассеется сам по себе шестнадцать часов спустя.

Если до того времени Нолгар не придет за нами, значит, он погиб. Нам придется вылезать и оставаться в лесу одним. Рассчитывать только на себя. Бежать, прятаться от ищеек Диктатора и товарищей Андра. Да и от прочего лихого люда, что может подкарауливать двух беззащитных женщин в дикой местности.

Нолгар мысленно связался с Борасом, своим учеником. Предупредил нас, что передал Борасу наши энергетические слепки - меня и Морани. По ним хевья-ученик будет чуять нас, где мы идем. Сможет встретить, когда доберется до озера Фросах. По словам Нолгара, не раньше чем через две недели. А это время мы должны будем продержаться сами по себе.

Это если Нолгар падет в сражении и не вернется сам. Ни я, ни Морани и думать о том не хотели. Но муж твердо собрался рискнуть собой - и этим Дераном - чтобы свалить мерзавца Тибальда, который заварил всю кашу.

Теперь мы сидели и ждали их возвращения. Я исподтишка разглядывала женщину, влюбленную в моего постылого супружника. Она была уже немолода. После ночи в лесу это было особо заметно. Лет тридцать пять, а то и все сорок. Русые волосы обрамляли удлиненное лицо. Глаза - добрые и слегка грустные. Подбородок жестковат, но его жесткость сглаживалась тонкими очертаниями губ и теплой улыбкой - когда Морани улыбалась.

Я видела это лишь раз - когда Нолгар впервые обратился к ней за минувшую ночь. Ее глаза и губы так и лучились теплом. Муженек заговорил, что мы обе должны делать, если он не вернется, и взгляд Морани потух. Больше улыбка ни разу не заискрила на ее миловидном, печальном лице.

– Давно любишь Нолгара?
– спросила я в лобешник.

В деревне я любила так делать - спрашивать людей прямо о том, что они мнили тайной за семью печатями. Как бы не так. Любую тайну можно разглядеть, если присматриваться.

Морани отреагировала так, как я и ждала: вспыхнула и опустила взгляд.

– Не понимаю, о чем ты.

– Я вижу, что ты любишь его. Он знает?

– Нет, - отрезала она холодно.
– Не о чем знать.

– Ну и дура. Знал бы, глядишь не полез бы ко мне. Глядишь, по-другому бы кончилась вся эта заварушка с вашим Тибальдом, прачечником и его друзьями.

– Ты не понимаешь. Любовь не влияет на политику. Тибальд хотел получить власть, и получил бы ее любым способом. Не через прачечника - так через других людей. Всегда найдутся недовольные, алчущие больше. Те, кто считают себя не на своем месте и хватаются за любую возможность исправить это. Даже иллюзорную.

Мы говорили на глотта, и я не поняла ничего из ее бестолковой речи. Пару слов я не знала вообще, остальные казались бессмысленным набором. Ох уж эти глотта, вечно их тянет рассуждать да философствовать. Толку-то от их рассуждений.

–

А ты пробовала? Говорила, что любишь? Сказала бы, и он оставил бы меня в покое. Не цеплялся за мертвую жену.

– Ты не понимаешь.
– Вот заладила, не понимаешь да не понимаешь, как ворона свое "кар".
– Нолгар любит только Дейрани. До сих пор. Любит тебя - ее в тебе.

– То-то и оно, что ее во мне, если она там есть. Не меня. Меня он не видит и не слышит. Впрочем, понемногу начинает. Он не сказал тебе, что согласился отпустить меня через год после свадьбы? Если я захочу.

От меня не укрылось, как вспыхнули ее глаза. Но вслух она сухо ответила:

– Нолгар не обсуждает со мной супружескую жизнь. Это касается лишь вас двоих.

– А то! Ты же молчишь себе в тряпочку! Вот тебя и не касается. И никогда не коснется, если будешь дальше молчать. Тебе годков уже сколько? Небось пятый десяток вот-вот разменяешь? Так и собираешься бобылихой до конца дней прожить? Ни детей, ни мужа, о любви ни гу-гу? Не теряла бы ты время. Ты ж не бессмертная, как он! Так и умрешь пустоцветом, в тоске да одиночестве.

– Я не бессмертная, - прошептала Морани.
– Меня он потеряет, как потерял ее. И будет страдать. Не хочу, чтобы он страдал.

– Ага, лучше самой пострадать, ну конечно. Только ты не одна, элатейя. С тобой вон сколько страдальцев заодно. И ты думаешь, меня ему не придется терять? Я тоже не колдунья. Даже полюби его, тоже умру и оставлю вдовым, как эта ваша Дейрани. Пусть на двадцать годков позже чем ты. Вот только ты его любишь, а я нет. И он меня не любит.

– Меня тоже...
– прошептала женщина. Ее притворство окончательно ушло. Ни холодности, ни сухости в голосе. Лишь беспросветная тоска да боль одиночества.
– Только Дейрани. Он никогда не видел никого другого. Даже после ее смерти. Он давно мог увидеть, что люблю его... Если бы только обратил взгляд. Но он не замечал меня иначе как друга.

– А ты и рада. Сама старалась. Поговори с ним. Теперь все иначе. Он знает, что я не люблю и не склонюсь к нему. Он увидит. Услышит. Только скажи ему. Если не скажешь, услышать нечего.

– Ты не понимаешь, - повторила в третий раз.
– Если Нолгар узнает, отстранит меня. Перестанет разговаривать совсем, перестанет общаться. Он не такой, как прочие мужчины. Будь он как все, ему могло бы льстить внимание влюбленной женщины. Он мог бы даже склониться ко мне... пусть ненадолго. Но у Нолгара не так. Принципы и честь превыше всего. Если он узнает о моей...
– запнулась, будто не в силах выговорить "любовь", - о моих чувствах, порвет со мной общение совсем. Потому что это против принципов - давать надежду той, на чьи чувства он не может ответить.

– Вдруг сможет. Не узнаешь, если не откроешься. А отстранит - да и пусть его. Забудешь и найдешь другого, не такого упертого. Все лучше, чем так. Откройся ему.

– Какой смысл говорить об этом сейчас?! Лишь бы он вернулся. Неважно, откроюсь я или нет. Лишь бы он выжил.

– Это да! Выживет он, выживем и мы. Иначе крендец.

Морани поморщилась. Ну конечно, куда ей переживать о таких низменных вопросах. Она и так принесла себя в жертву своей безответной молчаливой любви. От такого рукой подать, чтобы и вообще от жизни отказаться. А вот я хотела жить. И к горным хра эту любовь. Столько годков без нее прожила, и еще столько же проживу, как Морани. Лишь бы дожить.