Жена Нави, или Прижмемся, перезимуем!
Шрифт:
Немудреный замочек щелкнул, а я открыла крышку.
— Кар-кар-кар! — опрокинула меня на сугроб стая черных воронов, вылетевшая из ларца.
Заглянув туда после воронов, я увидела, что на дне ларца все как бы… эм… богатству. И даже успокоилась. Значит, мои битые сосульки уехали в теплую избу.
— Пойдем к деревне! Там, небось, медку Настенька положила! — оживился Буран, пока я грузила на него тяжелый ларец. От посиделок под елкой осталась вмятина размером с хомяка и недоеденный, обледеневший бублик.
— В дрова мужчину превращает красота, —
Ну и намело же сугробов! Не проехать, не пройти! Мы с трудом пробрались к деревеньке. Занесенные со снежными крышами избы пускали серые дымки в небо. Буран сидел и ел мед, постанывая, как добежавший до туалета турист. Рядом чавкала и хрустела потрошками Метелица, улыбаясь счастливой и жуткой окровавленной улыбкой маньяка.
— Они хоть ее довезли? — вздохнула я, пробираясь по сугробам поближе. — Что это у них там за мероприятие? Народу собралось? Неужели хомяка недовезли?
Как вдруг в стороне что-то хрустнуло. Я повернулась и увидела… мужика. Он смотрел на меня во все глаза и протянул в мою сторону трясущуюся от мужского волнения руку.
— Постой… Красота! — прошептал мужик, а я осмотрелась. Это он мне? Точно? Я посмотрела на кровавую морду Метелицы, опускающуюся в «зарплату». Потом на увлеченную морду Бурана, длинным языком проверяющий, осталось ли что-то в горшке.
Мне искренне хотелось думать, что он просто любитель красивой природы.
— Постой, девица! Я не обижу… — как зачарованный произнес мужик, осторожно пробираясь ко мне по снегу. — Красавица… Я не обижу!
Во взгляде его читалось, что он с удовольствием заблудится со мной в лесу.
Я посмотрела на мужика, прикидывая, что по местным меркам он явно считался бы местным олигархом. Вместо тулупа из овечки у него был подбитый мехом плащ. Да и на одежде присутствовали украшения, что по нынешним меркам убогой деревеньки было в диковинку. Волосы на голове у него были курчавые, золотистые. И почему-то напомнили про милых собачек-ретриверов.
Он и сам напоминал мне ретривера, с собачьим взглядом и виляющего передним хвостом.
Мужик был достаточно крупный по современным меркам. И хилым, чахлым по сравнению с Елиазаром.
— Постой! Не убегай! — взмолился мужик, не сводя с меня взгляда.
А у меня что? На лице написано, что я мастер спорта по легкой атлетике?
— Я не обижу… — взмолился он, замирая в шести шагах от меня.
— Зато я могу, — ответила я, глядя на восторженные глаза и довольно глупое выражение лица.
Женская самооценочка отряхнулась от «Фу! А грудь могла бы быть побольше!» и прочих «ну я же не со зла! Меня-то все устраивает!».
— Откуда ты, красавица? — прошептал мужик, едва ли не падая на колени.
— Из лесу, вестимо! Мужчина, у вас ко мне какое-то дело? — спросила я, видя, что он не решается подойти.
— Красавица, — задыхающимся голосом произнес мужик. — Из леса… Неужели? А впрочем…
Шапка полетела на снег.
— Будь моей, — потребовал мужчина, даже
Вот так всегда! Нарядишься специально, накрутишься, надушишься, думаешь: «Каждый мужчина, который сегодня увидит мою красоту, отложит собственную свадьбу, передумает менять ориентацию, пообещает расти быстрее, раздумает выходить на пенсию и готов бросить к твоим ногам все сокровища мира!» А в этот день, как назло, мимо тебя проходят даже самый непритязательный контингент, которому для «совместного счастья в личной жизни» требуется от тебя только наличие в графе «пол» буквы «ж» в паспорте.
Но стоит только небрежно стянуть петухов на голове детской резинкой, ужаснуться в зеркале опухшему лицу с огромным прыщом, надеть задом наперед грязные штаны и сунуть ноги в драные кроссовки, накинуть байковый халат с сердечками и вытащить на улицу пакет с мусором, как за тобой строится очередь!
— Извините, я не нарочно, — ответила я, медленно отступая в сторону пушистых друзей. — Молодой человек. Я вас умоляю! Идите, куда шли! Иначе я пошлю вас, а вы обидитесь!
— Постой, красавица! — взмолился мужик. — Взыграло у меня сердце ретивое!
— Это не ко мне! Это к кардиологу! — мрачно отозвалась я, видя, как он за сердце хватается.
— Света белого за тобой не вижу, — умилялся мужик, не сводя с меня глаз.
— Это к окулисту! — вздохнула я, глядя с укором на зверье взглядом: «Вам, конечно, приятного аппетита! Но не могли бы вы ЖРАТЬ БЫСТРЕЕ!!!»
— Очи твои мне все нутро выжигают, — подбирался ко мне мужик, раскинув руки, словно пытаясь меня поймать.
— О, это к гастроэнтерологу, — покачала головой я.
— А кровь кипит, бурлит, молодая… Жить без тебя не могу!
— Анализ крови сдай. Расширенный. И психиатру покажись со своими суицидальными наклонностями, — отмахивалась я. — Ты все запомнил, что только что сказал? Теперь иди и повтори это доктору! А от меня отстань!
Иногда мне кажется, что мужчины путают женщин с докторами. Они даже в любви признаются, как будто диагнозы озвучивают!
— Да как же! — взмолился мужик, пытаясь разбудить во мне любовь. Любовь спала, укрывшись одеялом. И храпела, как три тракториста, почему-то периодически причмокивая, словно целуется с кем-то во сне.
— Как бросить я могу, коли нашел недавно! — шептал мужик, а из его рта вырывался пар. — Тебе навеки сердце отдано! И клятву я свою сдержать сейчас намерен! Пойдем со мной, красавица моя! Я одарю тебя, одену, приголублю… И свет очей твоих мир будет освещать… Уж коли согласишься быть моею, я брошу все к одним твоим ногам.
И тут мне стало его искренне жаль. Говорил он очень интересно, словно нараспев.
— Послушайте, — выдохнула я. — Я все понимаю. Но давайте вы… Не будете делать таких громких заявлений. Мы с вами незнакомы. Это раз… А во вторых… Мне мир к ногам уж бросили однажды… Смотрите, до сих пор на них синяк!