Женаты по договору
Шрифт:
— А?!
И граф не соврал. Он действительно не делает ничего такого. Только заходит в гардеробную, достает подходящий под сегодняшний наряд девушки плащ и шаль (нужную шляпку вытягивает она уже сама) и просто помогает одеться.
— А просто сказать не могли, мессир граф? — возмущается она, когда мужчина ловко и по-простому застегивает большие позолоченные пуговицы и накидывает на ее плечи изысканную узорчатую шаль с золотыми кисточками. — Обязательно было… это представление устраивать?
— Не мог, — снова усмехается
— На мою…
Мираэль не успевает закончить фразу, потому что мужчина неожиданно припечатывает на ее губах жесткий и властный поцелуй.
Но ее уже так легко не взять, морально она оказывается готова к чему-то подобному. Поэтому Мира просто замирает и, стиснув зубы, терпит.
Благо, поцелуй не затягивается. И, отпрянув с видом «ничего не было, ничего не знаю», Аттавио кладет свою ладонь на ее поясницу и ведет к выходу.
Сам он одевается уже в холле, и в длинном пальто и высоком цилиндре мужчина кажется еще выше и, определенно, стройнее, чем является на самом деле. И даже не похож на простого мещанина, коим является по праву рождения.
— Нравится? — поймав Миру на разглядывании, спрашивает мужчина.
Но девушка даже не краснеет. Только поджимает губы и слегка наклоняет голову набок.
Но да, на самом деле нравится. Выглядит Аттавио представительно, впрочем, как и всегда. Но сейчас, спустя пять лет, Мира видела что-то… новое для себя. Что-то… пряное. Основательное. Притягательное.
Что бы это могло значить? В какой момент она перестала чувствовать к Аттавио отвращение? Или его и не было никогда — только инстинктивный страх перед незнакомым, по сути, человеком?
На улице с ним, кстати, гораздо проще. Ведь это раньше она оставалась одна или в компании кого-то из приближенных Аттавио — его секретаря или компаньона. Сам он по возможности избегал быть ее парой.
Сейчас же… все изменилось. Он сам не отходил от нее в тот вечер в Фэрдере. Сам вышагивал с ней на провинциальной ярмарке. И сегодня вот — тоже.
Они — вдвоем! Рука об руку! — выходят за изгородь особняка на улицу, поворачивают налево и идут…
А куда, собственно, они идут?
— Мессир граф, а куда мы? — спрашивает Мира осторожно.
Это случилось спонтанно — Аттавио сам не ожидал от себя такого фортеля. Он просто пил кофе… Смотрел на Мираэль. А потом пошел на поводу внезапного порыва и потащил жену наверх.
В ее спальне пахло… Ею. Хоть она и провела в ней всего ночь. Пахло розами и апельсинами, каким-то кремом и пудрой.
Пахло женщиной. Чистой и желанной.
Казалось, сдержаться было невозможно.
Но он сдержался.
И все провернул так, как будто не планировал ничего иного, чем простую прогулку после завтрака. Это стоило того, чтобы увидеть удивление на личике жены, разбавленного каплей разочарования. Хотя, возможно, ему просто
Но это было до странного приятно — идти с Мираэль рука об руку, ловить любопытствующие взгляды на себе, официально приветствовать и обмениваться короткими и незначительными фразами со знакомыми и соседями, которые случайно встречаются по пути.
Ладошка жены на его предплечье. Их бедра иногда соприкасаются. Иногда, повернув голову, можно поймать легкую улыбку и кроткое, не совсем естественное, но премилое выражение лица. И вьющуюся прядку, выбившуюся из прически и так заманчиво и трогательно трепыхающуюся около щеки от ветерка.
Какая мелочь, но Аттавио обращает на нее внимание и против воли любуется.
— Вообще-то, мне еще почту разбирать, — рассеивает девушка этот странный флер после четвертого или пятого светского ритуала в стиле «Доброе утро! Прекрасная погода, не правда ли? Графиня, какая приятная встреча!»
Ее голос звучит слегка рассеянно и тихо, но Аттавио прекрасно все расслышал. И уголки его губ дергаются в непроизвольной улыбке.
— Успеется, — безмятежно отвечает он, ловя настороженный взгляд прозрачных зеленых глаз, — Я хочу еще зайти кое-куда…
— Куда? — по-детски пытливо спрашивает жена.
— Какая любопытная девочка, — подтрунивает ее Аттавио, — А что насчет главных женских добродетелей — смирения и терпения?
— Ах, как неловко! Похоже, я пропустила эту тему, когда училась. Болела.
— Ах, сомневаюсь! — в тон откликается мужчина, уже откровенно насмехаясь.
Но девушка неожиданно улыбается и тихонько смеется. Отлично! Всего несколько дней — а они уже шутят друг с другом. Отличный знак! И не шарахается от него, держась подле уверенно и спокойно.
Это правильно. Это хорошо.
— Сюда?! — вспыхивают глаза Мираэль предвкушающим огнем, когда Аттавио, преодолев еще целый квартал, останавливается возле книжной лавки, которой пять лет назад здесь не было.
Но сомнений нет — широкая вывеска из дерева, украшенная узорами и витиеватыми вензелями с красноречивой надписью говорит сама за себя. Эта действительно книжная лавка. Причем очень просторная и богатая.
Оказавшись внутри, Мираэль превращается в настоящего ребенка. Ее глаза сияют, губы улыбаются широко и восторженно, и она ныряет в букинистический рай с энтузиазмом первооткрывателя.
Она не задумывается над тем, с какой радости Аттавио привел ее сюда. Не думает о его планах, расчетах и мыслях. И даже о том, как странно выглядит она, молодая и красивая графиня, в этом царстве книжной пыли, бумаги и кожи.
— Здравствуйте, — не скрывая удивления, здоровается выходящий из-за прилавка продавец — немолодой, но и не старый сухонький мужичок с короткой седой стрижкой и огромными круглыми очками на носу. — Я могу вам чем-нибудь помочь?