Женаты по договору
Шрифт:
Это… приятно. Мира едва не мурлычет от удовольствия. И неожиданно сама первой подается вперед и вверх, прикасаясь к губам мужа.
Но это не она. Она… не может…
Но Аттавио уже принимает это своеобразное приглашение. И захватывает губы Миры в плен — властный, тягучий и порочный. Скользит языком, проталкивает между ними и вовлекает в умелую и очень возбуждающую игру.
Возмущение начинает бороться внутри Миры с каким-то странным чувственным восторгом. Ей… нравится! Поэтому, вцепившись в лацканы камзола мужа, она выгибается,
Чего-то… прежнего. Уже испытанного ею. И потому — знакомого и желанного.
Аттавио снова ведет ее куда-то, не отрываясь от ее расслабленных губ. Ненавязчиво толкает, пока она не упирается о что-то твердое.
Это стол. Мгновение — и она сидит на нем с широко разведенными ногами, а платье и юбки задраны выше колен. Мужские пальцы уже вовсю хозяйничают на ее бедрах — ласкают, оглаживают и властно сжимают. Играются с подвязками чулок и чувствительной кожей на внутренней стороне.
Сейчас темнота играет ему на руку. А еще выпитое Мирой шампанское. И именно у нее — сомнений нет! — срывает тормоза, и это заставляет девушку пойти на поводу и начать вести себя…
Неправильно.
Раскованно.
Порочно.
Когда Аттавио касается пальцами ее лона, она всхлипывает и тут же протяжно стонет. Откидывает назад голову, ускользая от поцелуя, и мужчина прижимается губами к ее шее. Проводит языком. И тут же легонько прикусывает, вырывая из груди девушки очередной стон.
Он толкается пальцем внутрь — аккуратно, но уверенно. Обводит изнутри стеночки и тут же добавляет второй, растягивая. Выскальзывает, чтобы потереть чувствительный бугорок. Давит. Снова трет и щекочет.
Мира шумно выдыхает и крепко обнимает мужа за плечи, пока тот ласкает ее пальцами и губами.
Быстро двигается, даря неописуемое и сладчайшее наслаждение. Подводит к пику — плавно и решительно, продолжая выцеловывать плечи и грудь. Заставляет кричать — снова и снова, пока та не взрывается изнутри искрами, содрогаясь и сжимая ногами мужские бедра.
Хочет ли Аттавио большего? Определенно! Он настроен взять собственную жену прямо сейчас — податливую и отзывчивую, достигшую экстаза настолько быстро, что это кажется неестественным и диким. И уже тянется руками к брюкам, желая сейчас одного — оказаться собственным членом, а не пальцами, в манящей и невозможно тугой глубине, истекающей для него соками.
Но почему-то резко останавливается. То ли из-за вцепившей ногтями в его предплечья жены. То ли из-за посторонних и таких несвоевременных звуков позади.
— Ой! — восклицает кто-то позади, — Тут кто-то есть? Ничего не видно, как же так? Почему хотя бы свечи не зажгли?
В порыве стыда Мира еще сильнее хватает мужа за руки и утыкается лбом куда-то в районе ключиц. И одновременно вздрагивает и задерживает дыхание.
Как же невовремя.
Чудесный и удобный момент упущен. А стоящий спиной к дверям Аттавио просто молчит и не двигается.
Узкая
— Уймись. Ушли уже.
В тот же миг Мираэль в ярости отталкивается и пытается вырваться из рук Аттавио. Тот усмехается и снова прижимает девушку к себе.
— Ладно тебе, девочка, — с усмешкой говорит он, — Не артачься. В этом нет ничего особенного.
— Ну конечно! — недовольно фыркает та, — Может быть, для вас, мессир граф, и ничего особенного. И вы привыкли к непотребством в подобных местах. Но не я!
Поразительно, как быстро с нее слетает хмель, уступив место привычному чувству стыдливости и гордости. Вот только она по-прежнему сидит на столе, с широко раскинутыми ногами и задранными юбками. А грудь ее высоко вздымается, и дышит девушка тяжело-тяжело, на самом деле не совсем придя в себя. Наверняка еще и красная от смущения, но, опять же, — в темноте ничего не видно.
— Да ну? — искренне веселится граф, — Мне показалось, тебе понравилось. Такая сладкая…
Подняв ладонь, мужчина слегка мажет пальцами по губам Миры. Теми самыми, что побывали в ней и потому — немного влажными.
Графиня тут же шарахается назад. И принимается с удвоенной силой выпутываться из капкана мужних рук.
Конечно же, у нее ничего не получилось бы, если бы Аттавио сам не соблаговолил ее отпустить. Помог спуститься со стола. И даже поправил платье.
— На сегодня достаточно. Можно домой возвращаться, — как бы между прочим говорит граф.
Мираэль-то и не против, но больше в протест решению Аттавио заявляет:
— Почему так рано? Я бы еще задержалась.
— Нет, Мираэль, — тихо и слегка насмешливо откликается мужчина, — Мы уезжаем. Вопрос закрыт.
— Вот всегда ты так! — в запале воскликнула девушка, — Откуда в тебе столько категоричности? Сатрап! Диктатор!
Но, вместо того, чтобы оскорбиться или обидеться, Аттавио вдруг громко и явственно смеется. Мире аж неудобно становится. Впервые она слышит, что граф смеется… так.
— Девочка, мы, хоть и уезжаем, но вечер не заканчиваем. Ты-то кончила. А я?
Мираэль аж застыла. Она правильно поняла?
Не собирает она с ним заниматься любовью! Она его не любит и вообще — презирает.
Так ведь?
Или же… нет?
Благодаря секретарю, которого Аттавио находит в общей зале без какого-либо труда и которому отдает соответствующие распоряжения, очень скоро графская чета оказывается в своей карете. После — дома. Мираэль торопиться к себе в комнату, но рука графа держит ее крепко и жестко, не отпуская себя ни на шаг.
— С возвращением, мессир, — приветственно кланяется дворецкий, встретивший их в холле имения.
— Можешь быть свободен, Дэниэль, — распоряжается граф, — Горничных тоже отпусти. Я сам позабочусь о своей жене.