Женаты по договору
Шрифт:
И вот как в таком виде она покажется Золе? Что подумает эта девушка, увидев эти порочные и вульгарные отметины?
Ужас какой!
Недопустимо!
Ох, и зла она на мужа.
Но больше — на саму себя, которая позволила сотворить с ней подобное. И распутно отозваться на все те непотребства, что тот с ней сотворил.
Например, вульгарно стонать. Выгибаться в экстазе. И даже кричать от наслаждения.
Кошмар, сущий кошмар…
Но стоит Мире вспомнить тяжесть и неестественную наполненность внутри себя… Жадные поцелуи и властные движения…
Даже голова кругом
И вот что это может значить?
Что она — развратная и распутная женщина?
Что она, поступившись с собственными принципами, не может сдержать собственные животные инстинкты?
Как же выдержать эти мучения? Как смотреть на себя, а еще — в лицо мужу, с которым у нее должны были быть сугубо деловые и независимые отношения? Как сдержаться и не покраснеть в его присутствии, зная, что он не только видел ее голой и помешавшейся от страсти, стонущую и выгибающуюся от чувственных ласк, но и иступленно шептавшую его имя и прижимающейся, чтобы получить еще, еще больше удовольствия?
Чтобы избавиться от неприятных мыслей и эмоций, Мира решает привычно занять себя делом. Но сначала — тщательно и кропотливо одевается в самое глухое и закрытое платье, тщательно причесывается и убирает волосы в скромную и тугую прическу.
Идет в библиотеку. Именно туда, где, как сообщил дворецкий, сложили купленные накануне книги.
Разбирая их, таки разные и такие манящие, Мира незаметно для себя успокаивается, увлекаясь. Рассматривает с жадным любопытством, углубляется в чтение. И совсем теряет связь с временем. Пару раз в библиотеку заглядывает Зола, но графиня едва ли обращает на нее внимание, как и на столик с легкими закусками и чаем. Отмахивается, когда та напоминает о том, что пришло время обеда. И что-то бурчит в ответ на замечание, что «негоже молодой госпоже сидеть столько часов подряд среди книг и игнорировать приглашение мужа».
Да-да, даже последний комментарий Мира пропускает мимо ушей. До супруга ли ей сейчас, когда в ее руках такое богатство?
Поэтому нет ничего странного в том, что граф появляется в библиотеке собственной персоной.
Однако Аттавио совсем не злится на нее. Не чувствует он ни раздражения, ни раздосадованности — не после того, как ночью таки добился своего, да и утром порадовал себя приятной и желанной близостью с красивой и такой отзывчивой молодой женой.
Только любопытство. И, может быть, немного сожаления. Все-таки он был немного несдержан, хотя должен был пожалеть девственницу, потерпеть, быть более внимателен к ее состоянию после дифлорации.
Но как же трудно было удержаться! После всего, что он успел увидеть и почувствовать, ощутить под своими руками и поймать ответные реакции нежного и трепетного тела.
А уж от мысли, что он оказался у нее первым…
Голова пошла кругом. Низменные и порочные порывы возобладали над разумом, а от сладкого предвкушения того, что он — именно он и никто другой — может всему ее обучить и показать искушения всевозможных форм, сердце заходилось, как у нетерпеливого подростка.
А ведь он никогда не был как-то по-особенному заинтересован в девственницах. Всякое,
Определенно, лучше.
Но, как оказывается, это правило работает со всеми, кроме его собственной жены.
Как же интересно порой действуют жизнь и судьба…
И вот теперь эта девушка, совершенно, как оказалось, неискушенная и неопытная, закрылась от всего света и, в первую очередь, от него самого в библиотеке — в последнем месте, где должна находится молоденькая и красивая аристократка, — и с поразительным внимание изучала книги — и не любовные романы или стишки каких-нибудь легкомысленных поэтов, а серьезные и научные трактаты, от которых с таким трудом оторвалась только вчера.
А как мило и трогательно она сейчас обустроилась!
Забралась с ногами, скинув туфли, на низкую тахту, под самый светильник, но все равно близоруко щурилась. Сосредоточенно поджимала губы и рассеянно проводила, будто лаская, подушечками пальцем по краям страниц. Иногда слегка хмурилась. Иногда — торжествующе улыбалась. Что-то тихонько бормотала. Или же легонько касалась своего лба или терла темную, ярко контрастирующую с бледным золотом волос, бровь.
— Мираэль, — зовет граф тихо после того, как подходит к тахте и кладет ладонь на мягкую макушку жены. Привлекает ее внимание.
Заставляет вздрогнуть и вскинуться. Встречает настороженный и немного испуганный взгляд. С каким-то жестоким удовольствием наблюдает, как щеки графини вспыхивают теплым румянцем.
И молчит, жестче сжав губы в тонкую линию.
— Ты пропустила обед. — говорит Аттавио, — Надо есть.
Графиня тут же хочет опустить голову, избегая проницательного и прямого взгляда мужа, но тот поддевает пальцами ее подбородок и просто не дает этого сделать.
А следом тут же наклоняется и целует в губы. Девушка мгновенно зажимается, подбирается, пытается отпрянуть.
Приходится покрепче обхватить изящный подбородок и привычно заставить подчиниться.
— Нет! — выдыхает Мира отчаянно.
Но властные губы мужа уже жестко сминают ее, а твердый и уверенный язык скользит по ним и проникает в рот, обволакивая теплом и лаской.
Чистейшее искушение. Ну как тут отказаться?
На самом деле Аттавио не имел каких-то крамольных планов, идя сюда. Хотел просто посмотреть. Считать состояние вчерашней девственницы. Может, увидеть какие-нибудь изменения и отклик…
Но в итоге отреагировал сам. Потянулся к нежной и чистой девушке, желая получить больше. Вкусить сладости и мягкости, чувственности и страсти, на которые его маленькая жена, да в умелых руках, оказалась весьма способна.
— Снова?! — возмущается Мира, когда тот, уверенно переместив ее по тахте и присев рядом, обнимает и прижимает к себе, — Прямо здесь?!
— Не вижу проблемы.
— Какое бесстыдство!
— Отнюдь.
— Но зачем?! Зачем тебе?!
Аттавио смеется, одновременно жадно проводя ладонью по закрытому лифу платья и сжимая через ткань упругую и полную грудь. Одновременно — стискивая тонкую, затянутую в неизменный корсет талию.