Женатые холостяки
Шрифт:
— Ой, Глеб, не надо страхов на ночь нагонять. Маринка не сунется в руки тюремщиков, она человек осторожный.
— У них на лбу не написано. Вон моей сестре уже двадцать пять лет, она, чуть стемнеет, одна на улицу не выходит, боится. Вдруг, и в нашем городе маньяк объявится? Где гарантии? Ищи потом, где закопает труп?
— Глеб! Ты злой мальчишка! Почему мне такое говоришь? А еще называешь себя другом дочки.
— Мы с ней не дружили. Просто за одной партой сидели. Я предлагал ей дружить, а она меня назвала отморозком и осмеяла, что ростом ниже
— Что? Что ты сказал? Кого забивают? — не поняла, испугалась Наташка.
— Ну, это значит, свиданья назначают, теперь так о том говорят, чтобы поприкольнее.
— Если все как говоришь, чего ж звонишь Марине?
— Но ведь ее давно в школе нет. А Маринка классная, натуральная девчонка. Жаль, если она в переделку влипла. Ладно, когда возникнет, пусть позвонит мне. У нее есть мой номер, — попрощался мальчишка.
Вскоре телефон зазвонил снова. Это с завода о Степане спрашивали. Интересовались, что случилось, нужна ли в чем-то помощь, как чувствует себя человек, когда выйдет на работу?
Наталья только положила трубку, телефон снова закричал призывно. Это соседи увидели свет в окнах и решили спросить о Степке. Как он нынче? Все ли у него в порядке? Если что-то нужно, только слово скажите! Когда он из больницы придет? Уже вот-вот! Обязательно его навестим! — пожелали спокойной ночи.
Наталья уже легла в постель. Она поговорила с мужем, узнала, что у него все нормально, Степан посоветовал жене ни о чем не беспокоиться, не переживать, а хорошенько выспаться, восстановить силенки.
— Пойми, Наташка, не будет здоровья, ничего не станет нужно. Не рви душу в клочья, подумай о себе. Все идет своим ходом. Реку не остановить, она снесет течением. А потому, пусть все идет, как идет. Главное, что мы с тобой есть друг у друга, и я тебя люблю.
Наталья, улыбаясь, засыпала. Но под утро вновь проснулась от телефонного звонка. Кто-то тяжело дышал в трубку, молчал.
— Алло! Куда звоните? Кто нужен? — спросила хрипло. Ей не отвечали. Подышав, откашлявшись, звонивший бросил трубку на рычаг. У Натальи не осталось сомнений, что это Маринка трезвонит, не рискует говорить, стыдно ей.
Наталья занялась домашними делами. Почему-то вспомнился вчерашний разговор с Глебом.
— Да ну его! Глупый мальчишка, видно потому Маринка отвергла его. Он слишком труслив, что поделаешь, такие в друзья не годятся, — оправдывала дочь.
— Но где искать Маринку? Степка о ней даже говорить не хочет, обиделся, охладел и простит не Скоро, если вообще сумеет забыть. Говорить о дочери запрещает. Отболело, а ведь любимицей отца жила, все ее прихоти выполнял, ни в чем не отказывал, никогда не обижал и не бил. Тут же, как озверел. А и она оборзела, дура, отцу по морде влепила. Подумаешь, ведро вынести велел. Знала б такое дело, молчком сама справилась бы, а то вон что получилось из-за чепухи, — укоряет себя баба.
А в пять часов утра кто-то заполошно позвонил в дверь. Наташка в ужасе отпрянула от двери. Пожилая дворничиха вместе со своим стариком-мужем ввели в квартиру почти голую, едва державшуюся на ногах, Маринку.
— Во, подле дома на нее наткнулась, сидела голой жопой на земле, помирала. Домой не хотела вертаться. Помереть там решилась, глупая. Мы ее с дедом сгребли в охапку и приперли глумную. Сама с ей разберись, а мы пошли, — заспешили из квартиры.
— Я не хотела к вам, они насильно притащили, — сказала дочь слабым голосом. Она сидела на полу, оперевшись спиной на стену, и клонилась в разные стороны, с трудом удерживая равновесие.
Наташка молча затащила ее в ванну.
— Оставь меня, слышишь, я не хочу ваших забот, — сопротивлялась обессилено. Наташа не слушала. Помыла Маринку, обтерла, притащила на кухню, заставила поесть. Она ни о чем не спрашивала, хотя любопытство раздирало. Маринка ела жадно.
— Теперь иди спать, — уложила в постель, укрыла одеялом и только тогда, присев рядом, спросила:
— Где же ты была?
По щекам девчонки полили слезы. Ее затрясло. И она попросила:
— Мам, можно потом. Я не верю, что жива! Это чудо, что уцелела. Меня хотели убить, но я слиняла.
— Кто хотел убить? За что? — схватила Маринку за плечи, тряхнула, не давая уснуть. У дочери закрывались глаза.
— Те двое, они меня взяли в городе. Посадили в машину, предложили покататься и увезли за город. Там они в роще остановились. Выволокли меня, предложили повеселиться. Достали пиво, водку, велели пить за знакомство. Я отказывалась, они мне насильно влили полбутылки. А потом велели раздеться. Я не стала. Они сами сорвали всю одежду. Я уже опьянела и не могла оттолкнуть. Да и куда там! Они оба здоровые, настоящие амбалы. Я против них соплячка, — закрыла лицо руками.
— Тебя изнасиловали? — похолодела баба.
— Сначала избили как собаку. А уж потом оторвались по полной программе, оба! Да еще смеялись надо мной за то, что девушкой была. И базарили, что в такие годы стыдно канать в целках, в мое время все ровесницы уже бабы, а я домостроевка и они меня осчастливили, сделали современной. Теперь я гордиться должна, что стала, как все! — взвыла от воспоминаний и продолжила, всхлипывая:
— Меня драли по очереди. Отдохнуть не давали. Сначала один, какого Колькой зовут, потом Андрей мучил.
— Все дни с ними была? И не могла уйти? — удивлялась Наталья.
— На второй день они увезли в деревню, мы там никогда не были. Там в какую-то избу приволокли. В ней одни мужики, ни одной женщины не было с ними. Отдали как овцу, чтоб потешились. Те, как с цепи сорвались.
— Боже мой! — всплеснула руками Наталья.
— Меня пользовали все, кто сколько и как хотел. Знаешь, как измывались?
— Кто тебе виноват? Разве гнали из дома? Отца обидела. Он и теперь в больнице лежит с сотрясением мозга. Его ты перешагнула. Да недолго прыгала, саму беда поймала! — упрекнула дочь.