Жених для ящерицы
Шрифт:
Пустота, поселившаяся на сердце, ничем не заполнялась. Дефиле, психологические тренинги, навыки обольщения – все было зря и не помогло избежать одиночества.
Как на грех, лето выдалось жаркое, дождей не было. По ощущениям, население Земли сместилось к южным морям, и только последние неудачницы вроде меня оставалась по месту прописки.
Коровы от жары мочились кровью, огрубевшие в работе доярки, дрогнув, плакали от жалости к скотине.
В церкви батюшка каждый день служил акафисты Богородице
Коллектив на очередном собрании решил отстоять акафист.
Я стояла в толпе, крестилась, а две прихожанки переговаривались:
– Дождь не пойдет, если не плакать во время службы. А кто тут может заплакать? Посмотри на эти раскормленные рожи – разве они заплачут? – зло шептал старушечий голос.
Глазам стало горячо, я с удивлением обнаружила, что плачу.
Кстати, дождь пошел ночью. Видно, именно моих слез ждал Создатель, чтобы окропить землю.
Тихомиров и не съезжал, и не предпринимал никаких попыток к сближению, ставя меня в тупик. Я не знала, что думать и чего ждать от жизни, когда по вечерам слышала стук калитки. Так и хотелось спросить: ты кто? друг? медбрат? Или…
«Или» – это повар.
Следователь часто и с видимым удовольствием готовил.
За ужином мы тратили не больше двух десяткой слов, если не обсуждали следствие по делу. Тема была спасительной, если бы не она – ужин проходил бы в полном молчании, как монастырская трапеза.
– Кстати, Дим, если в ближайшее время налоговая не разблокирует расчетный счет, наше хозяйство можно будет похоронить, – как-то сообщила я следователю.
– А в чем дело? Кто вам мешает его разблокировать?
– А разве для этого не надо, чтобы прокуратура сняла арест с земель?
– А при чем тут земля?
И Дима объяснил мне, что следствие никоим образом не мешает нам работать, что все у нас будет отлично, если мы поменяем бухгалтера.
– Надо же, Генка, паршивец, никого не в состоянии контролировать! – Я имела в виду толстую, ленивую, неряшливую деваху – бухгалтершу Нонку Спирину. – Подкаблучник! И дома, и на работе импотент!
– Интересное заявление. – Тихомиров вышел из кухни, оставив меня наедине с собственными мыслями и с посудой.
Я склонилась над раковиной, когда услышала:
– Откуда это?
Я оглянулась и чуть не рухнула: я забыла спрятать письмо-признание в стол!
Дима подошел к мойке, выключил воду и взял меня за плечи.
Медбрат, милый и симпатичный, с терпением ухаживавший за мной, растиравший гелем поврежденную щиколотку, ау, где ты?
Лоб Тихомирова собрался морщинами, у рта образовались жесткие складки, на скулах перекатывались желваки – просто Нептун или Зевс-громовержец.
– Нашла в почтовом ящике, – пролепетала я, чувствуя себя беспомощным, терпящим бедствие суденышком.
– От
– Аноним.
– Ты кого-нибудь подозреваешь? – Следователь на допросе в прокуратуре, и только!
Я вырвала письмо из рук Тихомирова, сложила и попыталась замять ситуацию.
– Дима, – я скривилась, – перестань. Это не стоит твоего внимания.
– Витюша, твое легкомыслие может иметь печальные последствия. Заявляю со всей ответственностью: это письмо написал маньяк!
– Маньяк? По-твоему, я не могу вызвать в мужчине сильного желания?
– О! Конечно можешь! – В голосе Тихомирова звучала плохо скрытая ирония.
Ну разумеется.
– Тогда почему маньяк?
– Потому что если нормальный мужчина хочет женщину, то он ей просто говорит об этом, а не пишет симпатическими чернилами записки!
Дима воспользовался моим замешательством и отнял листок.
– Откуда тебе знать? Ты когда-нибудь испытывал что-нибудь подобное?
Я попыталась вернуть письмо, Дима поднял руку, я униженно, как цирковая собачка на лакомство, смотрела на бумажный лист. Осталось только подпрыгнуть и вцепиться в письмо зубами.
– Глупости! Я бы не стал заниматься такой ерундой, царапать крахмалом, или лимоном, или молоком по бумаге! Согласись – это полный бред!
– А по-моему, очень романтично!
– Что в этом романтичного?
– Креативно, необычно.
– Чушь собачья!
Тихомиров исчерпал доводы и умолк. Он и так сказал больше, чем за всю наделю, которую мы провели вместе.
– А за это можно человека посадить? – поинтересовалась я.
– Нельзя, – похоже, Тихомирова это обстоятельство расстраивало, – нет состава преступления. Он не угрожает твоей жизни и здоровью.
– Дим, не мучайся, я думаю, это один из моих учеников – Артур или Ваня. Мы с ними как раз говорили о тайнописи, – соврала я, чтобы успокоить следователя.
– Да? А когда это было? Ваш разговор, я имею в виду?
О боже! Ну и кто здесь маньяк?
– Не помню точно, но как раз перед тем, как я нашла это письмо.
– Почему ты сразу не сказала?
– Не ожидала, что ты так близко воспримешь это глупое сочинение.
– Зря ты так легко относишься к этому. Надо прекратить занятия.
– Не могу. Обещала заниматься с ними до выпускных экзаменов.
Я снова попыталась вырвать из рук следователя анонимку – Дима снова отвел руку.
Остывал Тихомиров медленно.
– Не такое уж глупое письмо, – проворчал он, – парень конкретно запал на тебя.
Дима перечитал послание. Пока он читал, я не знала, куда деваться от стыда, а когда закончил читать, посмотрел на меня так, что захотелось сквозь землю провалиться.
– Могу я взять письмо с собой?
– Зачем?