Жених эконом-класса
Шрифт:
Кротова победоносно глянула на нее и добавила:
– Толику привет. Пусть не очень-то убивается. Может, ему в следующий раз повезет больше. Прощайте, мадам. У меня урок.
То, что наглая Кротова еще и предполагает у ее мужа «следующий раз», потрясло выпроваживаемую «мадам» до глубины души, но пререкаться она не стала. Видимо, от изумления. Точку в их беседе поставил звонок, обрушившийся на бывших соперниц водопадом децибел.
Катя сидела на рабочем месте, распираемая тихим счастьем, как праздничный шарик воздухом. Омрачала легкость бытия только необходимость выбора, она же и волновала,
С утра к ней успели заглянуть все, и Катерина неожиданно почувствовала себя не только в центре событий, но и значимой фигурой. В библиотеке все было иначе. Там она серой мышью шныряла между стеллажами, проживая такую же серую и скучную жизнь, которую разнообразили лишь скандалы с Аллой Михайловной и читателями, потерявшими или просрочившими книги.
Любой позитив – это всего лишь паровоз, тянущий за собой целый состав негатива. Фортуна любит уравновешивать свои подарки оплеухами и тычками.
Не успела Катя насладиться утренней чашечкой кофе и пококетничать с мужской половиной коллектива, жаждавшей наладить отношения с новой сотрудницей, вследствие чего у нее оказался полный ящик шоколадок и даже один чупа-чупс, как ее оптимизм лопнул, словно мыльный пузырь, налетевший на кактус. Катерина как раз производила инвентаризацию кондитерских подношений, размышляя о взаимосвязи сущности человека и ее внешних проявлений. Фактическим материалом для ее философских изысканий стал разношерстный перечень подарков: кто-то не поскупился на здоровенную плитку с орехами, кто-то принес широко разрекламированный сникерс, а Игорь соригинальничал и принес леденец на палочке. Как ни странно, она совершенно не помнила, кто и что именно подарил, но его чупа-чупс прочно засел в памяти вместе с виноватой улыбкой и тягостным вздохом, с которым конфета и была преподнесена. На какое-то мгновение Кате даже показалось, что Игорю горько и больно расставаться с леденцом, но он вдруг так на нее посмотрел, что Катя буквально прилипла к стулу и страшно засмущалась. Почему-то вдруг вспомнился соседский мальчик, который был в нее влюблен и дарил веточки и листья. Мальчик ходил в первый класс, а Катя в четвертый, между ними, как тогда казалось, была пропасть. Сейчас Игорь вызывал у нее примерно те же чувства, что и соседский малолетний ухажер: было жалко, неудобно и немного смешно.
Разрушил идиллию телефонный звонок, приведший Катю в состояние тихой паники и холодного ужаса.
– Екатерина? – прохрипел низкий мужской голос.
– Да.
– Ну, здравствуй.
– Здравствуйте.
– Ты меня не знаешь.
– Угу, – голос ей категорически не нравился. Он был странный.
– А я тебя знаю.
– Угу.
Говоривший делал такие театральные многозначительные паузы, что Кате поневоле приходилось заполнять их своим угуканьем. Из вежливости.
– И все про тебя знаю.
Угукать надоело, и Катерина промолчала.
– Придешь сегодня к метро и принесешь сама знаешь что.
– К какому метро? – ожила Катя.
– К ближайшему, – голос мерзко хихикнул, произнеся это таким тоном, словно она должна была знать, куда именно идти и что нести.
– Я не понимаю…
В ответ мелким горохом покатились короткие гудки.
Катя взмокла и беспомощно оглянулась: во что она вляпалась? Что это за маньяк, что за шпионские страсти?
Последнее выяснять почему-то не хотелось. Правильнее было бы найти звонившего и объяснить, что, вероятно, он перепутал и ему нужна вовсе не она, а секретарь, которая уволилась. Мысль была здравой, но успокаивала мало. Ужас холодными волнами ползал по спине.
Шефа не было, зато ни свет ни заря заявился юрист. Сначала он попросил кофе, потом притащил ворох копий, потом несколько раз позвонил с вопросом, не пришел ли для него факс, и наконец просто вышел в приемную и уселся напротив Кати.
Под его взглядом она поерзала, резко ощутив отсутствие работы, и судорожно защелкала мышкой, вознамерившись изобразить минимальную занятость. Кирилла Антоновича боялись все, поэтому выделяться не хотелось – надо было тоже бояться.
– Какие новости? – подозрительно спросил он, не мигая разглядывая Катерину.
– Никаких, – торопливо выпалила Катя. Получилось слишком поспешно, а оттого – неубедительно.
– А что вы так краснеете? Врете или давление?
– Давление! – прозаикалась она.
– Ясненько. Значит, врете, – удовлетворенно констатировал Клейстер. Похоже, его это радовало.
– А вы всегда в человеке выискиваете плохое, да? – запальчиво выкрикнула припертая к стене Катя. – Наверное, вам жить трудно, раз вы первым делом гадости высматриваете?
Нормальный человек покраснел бы, но Кирилл Антонович не был обычным человеком. Он умел контролировать свои эмоции, поэтому уселся поудобнее и переспросил:
– Гадости? Как трогательно. А давайте облегчим мою работу, и вы сразу расскажете мне о себе все плохое, чтобы я вас не нервировал и ничего такого не выискивал.
– Нет уж, ищите сами!
– То есть – все-таки в вас что-то есть, что может меня заинтересовать?
От двусмысленности предположения Катя побагровела и заморгала, мучительно соображая, смутиться окончательно или огрызнуться в ответ.
– У вас есть жених или гражданский муж? Про законного не спрашиваю – документы смотрел, – великодушно пояснил он.
– А ваше какое дело?
– Меня все касается.
– Моя половая жизнь касается только меня, – Катя вдруг на мгновение заподозрила, что Клейстер, оправдывая свою фамилию, клеится к ней. С одной стороны, такого просто не могло быть, а с другой – почему нет? Она вполне интересная молодая девушка с фигурой на любителя. Может, он и есть любитель. Или спортсмен-любитель, как говорила Кротова. С точки зрения Елизаветы, просто любители отличались от спортсменов тем, что любили конкретный тип женщин, в то время как спортсмены коллекционировали дам как медали.
– Не половая, а личная, – машинально поправил Кирилл Антонович.
– Никакая вас не касается.
Разговор зашел в тупик. Но это только по мнению Кати, которой казалось, что она только что безвозвратно испортила отношения с юристом. Клейстер же, напротив, удовлетворенно хмыкнул и сообщил:
– Даже уходить не хочется. Мы с вами тут так мило беседуем, что настроение создается совершенно нерабочее. Кстати, рад, что вы предпочли неброский макияж, иначе мне пришлось бы сделать вам замечание. Хотя, скорее всего, меня опередила бы госпожа Мышкина. И вам бы еще повезло, если бы она ограничилась словами, а то ведь она и смыть может. Были прецеденты. Вам идет, в общем.