Женись на мне (сборник)
Шрифт:
– Подожди, нельзя ее трогать! – это Михаил говорил уже Сереже. Он умелыми движениями согнул и разогнул мои ноги и руки, проверил, нет ли переломов, потом позволил меня поднять и посадить. – Что у тебя болит?
Люди, увидев, что я в надежных руках, начали разъезжаться.
– Голова и шея, – ответила я честно, и тогда Михаил уверенными и точными движениями ощупал мою голову и осторожно попробовал повернуть шею. Еще никто и никогда не проявлял ко мне столько внимания.
– Похоже на растяжение связок! – констатировал он.
– Откуда вы знаете? – вмешался Сережа.
– Я одно время работал здесь спасателем, – просто ответил Михаил.
– Спасателем? – Сережа смотрел на него недоверчиво.
– Ну да. – Михаил что-то обдумывал. – Послушай, Сережа! Твою маму, – при слове «мама» он как-то по-доброму посмотрел на меня, – лучше всего спустить вниз в люльке.
– Зачем это в люльке! Я спущусь на подъемнике! Тем более один раз так уже спускалась! – Я не хотела, чтобы из-за меня у людей было столько хлопот.
– Нет! – Обычно тихий голос Михаила вдруг изменился, и хотя по-прежнему оставался спокойным, но тон его, полный уверенности и решительности, не оставлял сомнений ни у кого. – Так безопаснее, если вдруг окажется, что все-таки вывихнуты позвонки. И надо ехать в Тырныауз в больницу, сделать рентген. Если что-то не так, врачи наложат на шею гипсовый воротник.
– Я поеду с мамой! – решительно заявил Сережа.
То ли от травмы, то ли от того, что теперь я оказалась хотя бы временно в их уверенных руках, меня разморило. Я снова легла на снег.
– Вот что, Сережа! Давай осторожно перенесем твою маму в «Ай», и я поеду к спасателям за люлькой, – распорядился Михаил.
Они с Сережей и еще какие-то люди подняли меня, положили на чьи-то куртки и осторожно спустили к кафе. А я еще успела увидеть, как неожиданно красиво и быстро Михаил мчится вниз по буграм. И было видно, что делает он это не для того, чтобы произвести эффект, а стремится лишь к одному – как можно быстрее прийти на помощь.
Я захотела полежать на скамейке снаружи, на солнце. Сережа и его девушки остались со мной. Жизнь вокруг «Ая» продолжалась своим чередом. Кто-то играл на гитаре, и пели «Кукушечку» и «Солнышко лесное», а от меня куда-то улетучивался, исчезал в небытие страшный и теперь уже немного смешной образ Вадима. Я надеялась, что он уходит от меня навсегда.
Потом меня все-таки спустили вниз в люльке. Сделали обезболивающее, вызвали «Скорую помощь» и отправили в районный центр, в больницу. Машину заносило на поворотах, и, несмотря на укол, у меня все-таки ужасно болели спина и шея. Рядом со мной сидели Сережа и Михаил, и оба держали меня за руки.
– А когда ты понял, что Сережа мой сын? – вдруг спросила я его. Сережа заговорщицки улыбнулся, подмигнул Михаилу. – Когда Сережа закричал «мама»?
– Нет, раньше. Я не знал, как познакомиться с тобой поближе, и наблюдал за вами. Когда Сережа разговаривал с девушками, у тебя на лице появлялось не выражение безумной ревности, какое бывает на лицах соперниц, а обреченная и вместе с тем терпеливая мука волчицы-матери, впервые отпустившей своего детеныша одного в лес. И я тогда понял, что он твой сын, хотя ты и выглядишь так, что подумать об этом трудно. И, кстати, я очень обрадовался этому наблюдению.
– Я родила его в семнадцать лет. После первого курса института, – с гордостью сказала я. – И должна заметить, что он вырос настоящим мужчиной. Большим и сильным. Мы с ним, как товарищи, на равных.
– Возьмете меня в компанию? – тихо спросил Михаил.
Я протянула ему руку. Мне хотелось дать ему понять, что я вполне оценила его силу и скромность.
– Не знаю, как Сережа… – Я не хотела показать, что решение принимаю единолично.
И тогда Сережа привстал и протянул Михаилу руку.
Ноябрь 2004 года
С легким дымом!
В семь часов вечера, того самого – единственного в году, так ожидаемого в детстве, так любимого в юности и полного мягкого созерцательного уюта в зрелом возрасте, вечера, когда дикторы радио и телевидения каждый час объявляют, где, в какой далекой стороне, уже плеснуло фонтаном шампанское и зазвенели бокалы по случаю наступления полночи, а какой-нибудь из общенациональных каналов обязательно показывает «Иронию судьбы…», двадцативосьмилетняя, стройная, симпатичная, незамужняя Рита Гончарова, сладко потягиваясь, вышла из спальни в кухню. С удовольствием тяпнула чашечку кофе, затянулась сигаретой и прошлась по своей новой квартире, пожмуриваясь от удовольствия.
«Как все-таки повезло, что родители сделали мне такой роскошный подарок! – с благодарностью думала она, прохаживаясь босиком по теплому гладкому паркету. – Были бы стены, а обстановку уж сама прикуплю!» Рита любовно поглаживала выкрашенные по нынешней моде однотонной шероховатой краской стены двух комнат и коридора. А кухня… Какая это была роскошная кухня! Тринадцать квадратных метров с эркером и видом на Москву-реку с четырнадцатого этажа! Пусть район пока и был отдаленным, но море вечерних огней в окнах и искрящийся иней на ветках деревьев близлежащего леса, слепящий глаза в солнечные дни, искупали эту удаленность. Владелицей квартиры Рита была пока еще только два месяца. За это время с помощью рабочих она смогла положить паркет, покрасить стены и отделать кухню. Сейчас там красовался новенький, с иголочки, модный гарнитур в желто-сиреневых тонах. Еловые ветки, украшенные парой серебристых шаров, стояли в центре стола, неслышно работал холодильник, загруженный купленной накануне в складчину с подружками снедью, сияла металлическим блеском новехонькая плита. И хотя в спальне у Риты стояла лишь складная походная кровать, взятая напрокат у знакомых, а гостиную украшал только телевизор, временно перевезенный от родителей, Рита была совершенно довольна.
«Ничего, скоро на работе зарплатку прибавят, журнальный столик куплю и займусь наконец ванной! – Она поймала пепел от сигареты в керамическую пепельницу, подаренную ей еще одноклассниками, так как серьезно курить она начала с десятого класса. – Для полного счастья еще бы бросить курить! И больше ничего не нужно!»
Глядя в маленькое зеркало пудреницы, она расчесала свои мягкие каштановые волосы и, бросив взгляд на часы, начала одеваться.
«Скоро девчонки придут, а у меня еще конь не валялся! Надо начать, пожалуй, с заливной рыбы», – решила она и, натянув джинсы и свитер, так как в новом, мало обжитом еще доме было все-таки прохладно, принялась за работу. Когда она укладывала кусочки вареного судака и звездочки морковки в прозрачную, накануне купленную самой себе в подарок французскую формочку, раздался звонок в дверь.
«Ой, уже девчонки пришли!» – обрадовалась Рита и кинулась открывать. Она даже забыла посмотреть в дверной глазок.
– С но-во-сель-ем! – оглушил ее приветственный возглас, и прямо в лицо влез огромный, роскошный букет. Из-под букета высовывались женская дубленка, края куртки и две пары ног – одни стройные в модных сапожках, другие так себе, кривоватые, в джинсах и мужских ботинках. После секундного замешательства Рита спросила:
– Вам кого?
Букет пополз вниз, и за ним Рита увидела сияющие, счастливые до невозможности, огромные глаза молоденькой девчонки и веселое, курносое, такое же счастливое лицо вихрастого парня. Обоим было лет по восемнадцать.