Женька-Наоборот
Шрифт:
Валентина Федоровна не заметила усилий хозяйки дома. Справившись со смущением, она раздумывала над тем, какими доводами воздействовать на родителей Жени. Невольно вспомнились слова Тани Звонковой: «То ли у них в доме чума, то ли черная оспа». Конечно, дети склонны к преувеличениям, но все же…
Воспользовавшись наступившей паузой, она приступила к делу:
— Вы Женю знаете лучше, чем я. Вы понимаете, что он, как никто другой, нуждается в обществе сверстников? А, заметьте, никого к себе не зовет.
— К себе?
— Сюда?
Взоры обоих супругов скользнули по безупречной
— Он своими дружками вне дома по горло сыт, — отрезал Женин отец.
— Ну, а если говорить о совместных занятиях, о товарищеской помощи Жене? Вы же видели его дневник…
— Если кого одного пускать… — неуверенно протянула Перчихина. Ей хотелось, чтобы муж скорее вернулся к работе, к письменному столу. — Одного бы, пожалуй, можно… — Она успокаивающе улыбнулась. — Какая разница, Петр, он и сам достаточно мусорит.
— Однако важны не только уроки, — продолжала, осмелев, Валентина Федоровна. — Досуг ведь тоже дисциплинирует и воспитывает. — Она чуть было не начала выкладывать многое из того, что сама не так давно постигла на семинарах. Она бы поговорила, да не знала, станут ли ее слушать. Пришлось просто спросить: — Он шахматами, например, увлекается?
— Всем увлекается! — снова вспыхнул Петр Самсонович. — Прикажете — наведет сюда плясунов, шахматистов, марки начнет собирать. — Выкрикивая это, он беспорядочно расчищал от безделушек угол стола. Под плюшевой скатертью оказалась полированная, местами уже попорченная, поцарапанная столешница. — Вот… Следы Жениного досуга. Одобряете?
— Что же тут одобрять? — пожала плечами Валентина Федоровна. — Узнаю Женю.
— А вот, взгляните, как у нас дома готовят уроки! — Худая нервная рука сдернула с белоснежного подоконника салфетку, маскирующую бледное, видимо не поддавшееся мылу фиолетовое пятно. — Нравится?!
— Меня и в школе возмущают подобные Женины штуки.
Валентина Федоровна, вздохнув, взглянула в окно. Участок возле дома еще хранил следы строительства. У подножия единственной сосны лежали навалом металлические трубы, тускло отражавшие свет дворовых ламп. Вдалеке сверкали отдельные яркие огни, двигающиеся вместе со стрелами подъемных кранов. Они не знали устали даже в вечерний час. Вспомнился Северный порт, вчерашняя экскурсия и, разумеется, Женя со всеми его выходками. Она снова вздохнула:
— Давайте подумаем вместе…
— Сейчас, сейчас, — отозвалась мать Жени, энергично выдворяя мужа в соседнюю комнату. — Ну вот… — Она с облегчением улыбнулась. — Теперь спокойно поговорим. Что же вы посоветуете, Валентина Федоровна?
— Ой, много чего! — так вскрикнуть, да еще чуть ли не подскочить на тахте было бы простительно школьнице, и то не всякой. Вознегодовав на себя, Валентина Федоровна приняла очень степенный вид, до того достойный, почтенный, что сама себе показалась похожей на завуча Клавдию Васильевну. — Так вот, Надежда Андреевна, знаете, с чего мы начнем? Вы приобретаете для Жени отдельный столик. Удобный, но такой, понимаете ли, попроще, чтобы годился
— Так у нас же не кабинет, а гостиная! — испуганно возразила Перчихина. — То есть я, конечно, не против. Я сама иногда думала… — Она огляделась, как бы подыскивая подходящее место для рабочего столика. — Но это совсем не просто. — Что-то надо было сказать еще, тем более что Касаткина, наверное, не зря ей шепнула: «Она довольно настырная!» Вспомнились и слова, произнесенные в похвалу их гостиной. Эти слова пресекли ее колебания. — Вы, Валентина Федоровна, должны понимать: у нас же люди бывают!
Провожая классного руководителя, Перчихина покровительственно улыбнулась:
— За Женю будьте спокойны. Сами видите, ему живется куда лучше, чем многим вашим ученикам.
Пожалуй, она действительно в этом не сомневалась.
7. Таней движет догадка
Что такое пустырь? Никем не использованное место среди строений. Иногда еще не освоенное, иногда уже заброшенное, забытое. Пустырь, полученный школьниками, — мало ли у них пытливых голов и умелых рук! — это будущий парк. Тенистый, радостный, благоуханный.
Примерно так утверждали на митинге лучшие ораторы школы, когда год назад в ее владение перешел участок, поросший сорняком, захламленный ржавым железом. От железин избавились во время сбора металлолома, потом площадку почистил бульдозер, на радиаторе которого трепетал алый флажок.
Сколько уже вложено сил в будущий замечательный парк! Зато теперь рядом со школой зеленеет кустарник, шелестят молодой листвой липки и топольки, посаженные во время осенней приостановки сокодвижения. Сейчас, мягким солнечным днем, по главной аллее парка — пока это лишь утоптанная многими подошвами полоска земли — идут Таня Звонкова и Валентина Федоровна. Они говорят о Жене Перчихине.
— Даже не думай отказываться, — твердит Валентина Федоровна. — Ни вообще, ни сегодня. Беги обедай — и сразу к нему домой. Покажи, что задано, выясни, почему пропустил уроки.
— Почему пропустил — ясно. Наверняка простудился. Все захватили на теплоход куртки да пиджаки, этот — наоборот. Да еще выкупался.
— Возможно, и так… — Валентина Федоровна не спорит. Но минутами без каких-либо оснований связывает его сегодняшнее отсутствие со своим вчерашним визитом. — Пойти, Таня, все равно надо.
Таня упрямо разглядывает божью коровку, переползающую с ее коричневого рукава на кружевной белый манжетик.
— Сегодня не могу. Честное слово, ни одной свободной минуты. Валентина Федоровна, поймите: сегодня — четверг!
Четверг — особенный день, вернее вечер, — вечер занятий «Клуба пытливых». Таня всю неделю ждет не дождется этого четверга. Сегодня на переменке Алеша Рязанцев спросил: «Не опоздаешь?» И улыбнулся… Сердитым щелчком Таня избавляется от божьей коровки.
— Не согласна я опаздывать из-за Женьки. Я его пожалела тогда, накормила, а он? Чуть не выбросил меня за борт!