Женщина четвертой категории
Шрифт:
Понемногу Терентий Абрикосов изложил печальную историю. Екатерина реставрацией эксклюзивного антиквариата зарабатывала неплохо, могла себе позволить вылазки в дорогие ночные клубы. Куда-то ее понесло на ночь глядя в вечернем открытом платье, там она расслабилась и выпила, а потом, возвращаясь чуть ли не в пятом часу утра, включила в машине печку. Ее разморило, и она заснула, не заглушив мотор, прямо напротив собственного дома. Что-то в ее «ниссане» оказалось неисправным, угарный газ пошел в салон – и реставраторша больше не проснулась.
Утром сосед, пытаясь выехать на улицу, и обнаружил за рулем труп. Терентий остался вдовцом. В наследство он получил этот самый «ниссан», но проку от машины не было никакого – он не имел прав и не любил техники. «Ниссан» был успешно продан, жена похоронена, и Терентий оказался вынужден заботиться о себе сам.
Он был из той породы мужей, которая принимает как должное, что добытчица и кормилица в семье – жена. И вот теперь этот импозантный мужчина понятия не имел, как заработать на жизнь. Дело в том, что он-то и был художником, нарисовавшим ломаные линии, круги и пятна! При Екатерине он мог малевать эти выверты в полное свое удовольствие, продавая две-три картины в год, а теперь вопрос выживания встал ребром.
– Но неужели не осталось никакого антиквариата? – удивилась я, помня, что у Натальи вечно квартира была забита недоделанными заказами. Многое она покупала непонятно где на свой страх и риск, доводила до ума и сдавала в салоны, и мне казалось, что так трудятся все реставраторы: выполняют заказы коллекционеров и еще проявляют собственную инициативу.
– Ничего! – воскликнул Терентий. – Одна картофельная шелуха!
– ЧТО?!?
Он отвел меня в мастерскую покойной Екатерины.
– Вот – весь пол был покрыт слоем шелухи в десять сантиметров!
– А где она? – в растерянности спросила я.
– Перед поминками соседки пришли, убрали. А что там ваша фирма осталась должна бедной Катеньке? – он ловко перевел разговор на финансовую тему.
– Если только действительно осталась должна. У нас нет ее подписи в ведомости, но, с другой стороны, она ведь чаще всего получала деньги из рук в руки, – наугад брякнула я. – Если бы она была жива, то сказала бы – и мы бы разобрались с этим недоразумением.
– Может быть, вы скажете, что именно Катя реставрировала для вас? – предложил Терентий. – И тогда я скажу – с ней полностью рассчитались, или еще немного за вами осталось.
В его глазах я увидела нехороший огонек.
Мог ли этот мужчина ввязаться в загадочную возню с антиквариатом и убить свою жену?
Вот такой вопрос задала я себе и тут же ответила – кишка тонка!
– Речь шла о картине площадью шесть на восемь метров, для нашего главного офиса, знаете, в холле большая стена, нехорошо, чтобы она была пустая. Картину привезли из Италии, там длинный такой стол, почти без посуды, и за ним тринадцать бородатых мужчин. Вещь очень ценная, еле уломали итальяшек.
– Знаю, знаю! «Тайная вечеря»! – завопил Терентий. – Вы правы – Катенька именно ее реставрировала! И она незадолго от смерти как раз говорила, что фирма осталась ей должна десять… нет, пятнадцать тысяч долларов!
Я с интересом посмотрела на этого вдовца.
Конечно, богатые люди, владеющие офисами, где стены требуют шедевров Леонардо да Винчи, не обязаны разбираться в искусстве. И Наталья рассказывала мне прелестную историю, как богатый дядька, весь в золотых цепях, гайках, болтах и пассатижах, приволок купленную за бешеные деньги «Джоконду». Наталья, царствие ей небесное, сперва обалдела до икоты, потом в присутствии дядьки вынула картину из рамы и продемонстрировала, что сей шедевр писан бессмертным итальянцем в шестнадцатом веке на совершенно современной кухонной клеенке. Но история стряслась в самом начале девяностых, с того времени дядьки в гайках здорово поумнели. А Терентий этого и не заметил!
О том, что «Тайная вечеря» – фреска, от стены, на которой она написана, ее когтями не отдерешь, и в природе нет кретина, который поволок бы кусок итальянской стены в Москву, на Волоколамское шоссе, я уж говорить не стала.
– Пятнадцать тысяч долларов, говорите? – уточнила я. – Сумма не маленькая. Я сообщу шефу.
– Ну, может, не пятнадцать, чуть поменьше. Послушайте, а что если мы договоримся по-хорошему? Я ведь вижу, вы у себя в фирме лицо значительное, – залебезил Терентий. – Помогите мне получить эти пятнадцать тысяч, на которые я уже рукой махнул, и вам будут комиссионные.
– Большие?
– Как положено – десять процентов.
Сперва я страшно обрадовалась – полторы тысячи баксов очень бы нам с Лягусиком в хозяйстве пригодились. А потом вдруг вспомнила, что блефую…
– Да, десять – это нормально, только я все же не уверена, что ваша супруга их не получила… Вы понимаете, женщина она была интересная, светская женщина, может быть, она эти деньги и получила и давно на себя потратила, а вам не докладывала… Вы расскажите про ее друзей и подруг, я постараюсь у них выведать правду…
Я очень ловко, как мне показалось, свернула на интересующую меня тему. И тут оказалось, что я плохо знаю мужчин.
А в самом деле – откуда мне их знать? Жильцы в нашем дворе для меня не мужчины, а агрегаты по производству мусора!
– Ну, конечно же, я познакомлю вас с нашими друзьями, – заворковал Терентий. – Но прежде нам с вами не мешало бы самим, так сказать, подружиться, познакомиться поближе, чтобы я ввел вас в наш круг, так сказать, на законных основаниях…
Терентий – что-то вроде художника, а не цирковой фокусник, и все же коньяк на жутнальном столике, блюдце с нарезанным лимоном, рюмки и шоколад возникли буквально из воздуха.
Тут я немного того… растаяла…
Если бы на моем месте была милая Лягусик! Она с замиранием сердца читала в дамских романах все эти сцены – как красавец-герой наливает в бокал красавице-героине шампанского, или бургундского, или анжуйского, или лубянского… Лягусик бы уж знала, как протянуть руку за бокалом и что сказать, потупив глазки. А я вот не знала. И от растерянности так прямо и опрокинула в себя рюмку коньяка.
Это был первый в моей жизни коньяк, и потому мне сразу стало жарко и как-то безмозгло…