Женщина четвертой категории
Шрифт:
Вот они его и утащили!
Я схватила метлу и помчалась в погоню.
Метла для меня – вроде царского скипетра. Без нее я простая смертная. Но стоит мне надеть серый халат, подпоясаться старыми колготками, сунуть за этот надежный пояс брезентовые рукавицы и взять в руки метлу – я уже ого-го! Я могу гонять и материть всех, кто попадется на пути. Здоровенные мужчины шарахаются от меня. Они откуда-то знают, что я имею право треснуть метлой кого угодно и за что угодно.
У нас есть места, где можно обменять на выпивку что угодно – французского бульдога, унитаз, таблицу Менделеева, зубной протез, подшивку газеты «Правда» за 1957 год. Я пролетела по ним, попутно изучая все закоулки, где два человека могут предаться пьянству, непривлекая лишнего внимания. Два – потому что бомжиха в похищении кресла не участвовала, она сидела на лавочке с Агнессой Софокловной и, надо думать, любезничала по-французски.
Но эти сволочи как сквозь землю провалились.
Я в полной прострации брела назад, ругая все на свете – в первую очередь, конечно, вороватых бомжей, ну а потом, в конце списка, и себя. Надо же – кому-то за фуфырь выпивки достанется уродское кресло с полумиллионной начинкой!
На подступах к своему дому я увидела такую картину.
Серебристая машина, взвизгнув на вираже, влетела во двор, а следом за нет – другая, в стиле «черный монолит». И монолит, не успев затормозить, тюкнул серебристую машину в зад.
Я понеслась к месту аварии с метлой наперевес. Нетрудно было догадаться, что сейчас произойдет. Шофер серебристой машины будет убивать водителя монолита. Пусть убивает, мужик заслужил, но только не на моей территории!
Но все получилось с точностью до наоборот.
Во-первых, из серебристой машины выскочила женщина. Крупная такая женщина, агрессивного вида, вороная и скуластая, настоящее татаро-монгольское иго.
Во-вторых, мужчина, что вывалился из монолита, сам на нее напал, а она, не обращая внимания на аварию, а просто отмахиваясь и отругиваясь, поспешила к тому самому подъезду, где жила покойная Наталья.
Когда я оказалась рядом, разговор у них шел такой.
– Нет, ты скажи, где мои деньги? – приставал мордастый парень в длинном кожаном плаще. – Где милые, славные, заработанные кровью бабки?
– Будут тебе твои бабки, будут, только подожди немного!
– Нет, ты мне выдашь мои бабки прямо сейчас! Зря я, что ли, за тобой через всю Москву гнался?!
– Отвяжись, алкаш проклятый! Я сейчас милицию вызову!
– Никого ты не вызовешь! Прикарманила мои бабулечки, тварь!
– Если ты налакался, то сиди дома! – рявкнула женщина. – Людей бы постыдился – на ногах не стоишь!
– Ой, ой, ой! – заржал мордастый алкаш. – А ты очень стесняешься, когда людям липу вручаешь? Почем у нас нынче Рембрандт с Веласкесом? Давай, вызывай ментов, тогда и я рот раскрою! Поделись секретом – кто Наталью убрал! Я все знаю, она мне про тебя говорила, и Катька Абрикосова тоже кое-что сказала!
Тут я окончательно убедилась, что татаро-монгольское иго – Катя Мамай, и она примчалась за креслом.
Вот сейчас она начнет опрос соседей – что за домработница трудилась у Натальи Петровско-Разумовской? А домработница у нас во дворе одна – это я. Я же за всякую работу берусь, чтобы прокормить себя и Лягусика. Значит, нужно удирать.
В такой ситуации сама Яша Квасильева не постыдилась бы спасаться бегством.
– Кончай ля-ля! – приказала Мамай пьяному мордовороту. – Никто тебе ничего не говорил!
– А если не говорил – зачем ты к Наталье приперлась? Я знаю – у тебя ключ от квартиры есть! Ты потому от нее и избавилась…
Мамай оказалась на редкость деловой женщиной.
Она сунула руку в сумочку, достала и мордастый алкаш отлетел от нее с воплем, закрыв лицо руками.
Я осторожно принюхалась – ну точно, перцовый слезоточивый газ. Им бродячих собак пользуют, а она вот пасть свидетелю заткнула.
Рыдая и матерясь, мордоворот топтался на месте, а Мамай ворвалась в подъезд с явным намерением обзвонить соседские квартиры и выйти на след домработницы.
– Яшенька… – прошептала я. – Вразуми…
Наверно там, в Вилкине, в шестиэтажном особняке Яша Квасильева услышала мою мольбу. И послала мне импульс – действуй, Люстра, делай, как я!
А что бы сделала сейчас Яша Квасильева?
Да заграбастала свидетеля и уволокла его, взяла бы его тепленького и разговорчивого!
Я поспешила к мордовороту и взяла его за локоть.
– Уйди, Катька, убью! – протирая глаза, прошипел он.
– Да не Катька я.
– А кто?
– Ты что, не узнал?
– Надька, что ли?
– Ну!
– Ты видела? Нет, ты видела, что эта сука творит?!
– Да видела, видела, только я опоздала. Тебе нужно прежде всего промыть глаза.
– Слышь, Надюха! Садись за руль и вези меня домой, – приказал мордоворот. – Дверца открыта, доведи меня…
Я под локоток добащила его до черного монолита и засунула внутрь, на заднее сиденье.
– Будь другом, довези, – бормотал, рыдая и размазывая по роже сопли, алкаш. – Жжется, сил нет… Знаешь что? Хоть до ларька довези, минералки возьмем, ты мне глаза промоешь…
Я задумалась.
Водить машину я, понятное дело, не умею. Откуда? Но все дворовое хулиганье я знаю так, как его родная мамочка не знает.
– Игорек! – окликнула я пробегавшего мальчишку. – Вон там, за киоском Руслан с Вохой стоят, позови их! Скажи – Люстра больше не сердится.
Конфликт вышел из-за Лягусика. Эти поросята повадились подсовывать ей порнографические журнальчики, а когда она, красней и бледнея, вслух выражала возмущение, ржали во всю глотку.
Через минуту Руслан и Воха подошли. Это были пятнадцатилетние оболтусы, стриженые налысо, такого вида, что встретишь на улице – перебежишь на другую сторону.