Женщина четвертой категории
Шрифт:
Но всякий раз я вспоминала о главном и проникновенно обращалась к родителю:
– Падла, куда кресло девал?!
Партилен отбрехивался – мол, он не по мебельной части, он – аристократ, золотые пальчики, и в доказательство демонстрировал свежеотмытые ярко-красные клешни. В конце концов он стал грузить все грехи на второго бомжа, которого упорно называл матерным словом, варьируя его примерно так: Хреновато, Охренито, Хренодрыго. Из чего я сделала вывод, что тот черномазый бомж, возможно, латиноамериканского происхождения. И очень даже просто – теперь в Москве такой вавилон, что вот тебе кхмеры,
В пользу гипотезы было и то, что парочка бомжей упорно не говорила по-русски.
Наконец я устала ругаться и объяснила бате ситуевину. Он крепко задумался.
– Мамай тебе ни хрена не скажет, она на этом деле до упора повязана, – рассудил он, – а скажет дура Юлька.
– Так она же!.. – выкрикнула я и заткнулась.
Я до сих пор не знала, жива Юлька или уже на том свете.
– Вот то-то! Чеши скорее в больницу! – радостно приказал Партилен. – Может, эта твоя Юлька видела, кто в нее стрелял. Дырка-то у нее где?
– Какая дырка?
– От пули! Если сзади – то она то ли видела, то ли нет, а если спереди, в грудях там или во лбу, – то, значит, точно видела!
Партилен был прав. Но своей правотой он настолько заморочил мне голову, что я совершенно забыла про кресло. А вспомнила, когда бежала к Агнессе Софокловне сделать несколько важных звонков.
Старушка прихворнула и куталась в халат, оставшийся от покойного супруга. Хпалат был мало того что бархатный, шириной метра в четыре, с поясом толщиной в мою руку и золотыми килограммовыми кистями, он еще имел воротник, поднимавшийся куда выше ушей бедной старушки. Я даже сперва не поняла, что там, внутри, – человек. Простояла минуту, хватая зубами воздух, и с трудом внушила себе, что самоходных халатов не бывает.
Я сбегала за лекарствами – бабульку прихватила банальная простуда, это в летнее время со многими случается, – и села на телефон. Первым делом я дозвонилась до «скорой» и после пятиминутного скандала выяснила, куда отвезли Юльку. Потом я связалась с больницей – и, к большому моему облегчению, оказалось, что Юлька жива, но к ней пока не пускают.
Тогда я позвонила в санэпидстанцию.
– Дворница я! Тут такое дело – тараканов стали травить, и жильцы на меня взъелись! Говорят, я им какого-то ценного таракана вусмерть отравила! Это что – значит, одних тараканов травить можно, а других – нельзя?! А справедливость где?! Вот при большевиках всех травили и ничего – жили, как люди! А теперь из-за паразита человек с работы вылетает!
Очевидно, я не первая выла в голос от этой проблемы. Мне объяснили, по какому адресу я могу приобрести за свой счет этого сверхценного таракана. Было в Москве несколько человек, выращивавших дома эксклюзивных, мать их за ногу, тараканов. Наверно, один прикормил санэпидстанцию, вот она к нему всех за товаром и посылала.
Затем я минут пять глядела на телефон, пытаясь вообразить себя Яшей Квасильевой. И не от мании величия, а для пользы дела – обычно Яша очень художественно врет по телефону и девяносто процентов информации добывает именно таким способом.
– Агнесса Софокловна, помните, я вам книжечку давала? – вдруг вспомнила я. – С одетой женщиной на обложке?
Еще совсем недавно на прилавках все обложки были с голыми женщинами, и желающие читать детективы или фантастику были вынуждены брать в нагрузку еще и это. Умница Яша запретила изображать себя в таком виде. И то – если женщине уже под пятьдесят… ой!..
Старушка отыскала и принесла «Привидение в бюстгальтере», один из ранних романов Яши Квасильевой. Я быстро нашла нужную страницу и, глядя в нее, набрала номер таракановода.
– Алло! Вас секретарь господина Ваганьковского беспокоит! У нас близится новоселье, уже готовы и отделаны все комнаты, кроме зимнего сада и зверинца. Мой босс был в гостях и видел, как по зимнему саду колоннами ходят большие породистые тараканы. Он бы хотел тоже взять тысчонки полторы.
– На тысчонки полторы? – уточнил таракановод. – Это будет пятнадцать тараканов.
– Вы что? Мы не нищие. Тысчонки полторы тараканов! Чтобы весь пол был покрыт и шевелился! Босс сказал – это будет прикольно!
– Даже у господина Новогиреева всего сорок тараканов! – воскликнул специалист.
– И это что – самая большая… самый большой?.. Самое крупное количество породистых тараканов в одном доме?
– Насколько мне известно, да.
– Это который Новогиреев? Это банк «Роспотряскомхоз»? Который на Чистых прудах живет?
– Это Новогиреев, который живет в Вилкине! – с тем таракановод и положил трубку, а я ахнула. Вилкино! Да там же особняк Яши Квасильевой!
Конечно, можно что-то еще придумать, чтобы просочиться в особняк и убедиться, что стул стоит на видном месте. Или же – что его в особняке нет, а это значит – он оказался фальшивым, был выброшен на помойку, а Новогиреев велел своим мальчикам, или девочкам, или кто там его охраняет, ликвидировать обманщиков и вернуть деньги.
Вот Яша обожает проникать в богатые особняки. Ее любимая шутка – одеться попроще, в шубейку какую-нибудь из крашеной норки, в сапоги кирзовые, а на палец взгромоздить любимое кольцо с бриллиантом в восемьдесят четыре карата. А мне чего взгромоздить?
Я почесала в затылке и пошла по другому следу.
Здоровенный сарай, фактически – крыша над бассейном, а посреди бассейна – остров с мебелью… Может, и этот архитектурный кошмар – тоже где-нибудь в Вилкине? Кому звонить?..
А кому бы позвонила Яша Квасильева?
Я набрала номер Павла Петровича, довольно злобного пенсионера, с которым у меня два-три раза в месяц бывает стычка над мусоркой. Он, сволочь, до самого дна дорывается в поисках выброшенных газет! Телевизора старый хрен не смотрит, потому что телевизор, как он визжит, прихваченный на горячем, к делу не пришьешь. А газеты ему нужны, причем все, выходящие в Москве. Разумеется, на это удовольствие никаких денег не хватит.
Павел Петрович собирает досье на всех! Стоит человеку заявить о себе как о бизнесмене, как старик делает вырезку и кладет ее в папочку с буквой «А», или «Б», или так далее по алфавиту. Он говорит – когда придут наши, по этим досье мерзавцев будут в Сибирь и на нары отправлять. Ну, пусть себе тешится, только бы вокруг контейнеров порядок соблюдал.