Женщина-дьявол (Варфоломеевская ночь, Молодость короля Генриха - VIII)
Шрифт:
– Да ведь я-то имею право знать имена тех, кто путешествует по моей земле!
– Да, ваше величество, но хозяйка прогонит меня, если я разоблачу ее имя, а ведь я - бедный дворянчик, не имеющий ни денег в настоящем, ни наследства в будущем!
– Ну, если она тебя прогонит, ты поступишь ко мне, только и всего!
– возразил король.
Неизвестно, как вывернулся бы Серафин после такого возражения, если бы в этот момент Мовпен не заметил Жака, притаившегося в другом углу. Королевский шут схватил несчастного монаха за шиворот и выволок его
– Вы только полюбуйтесь, государь! Вот наш монах, превращенный в дворянина!
Король сразу узнал монашка, который несколько дней тому назад произвел на него такое тяжелое впечатление.
– Монах,- воскликнул он,- мерзкий, отвратительный монах!
– Монах, превращенный в пажа, государь!
– подхватил Мовпен.
– Да вытолкай его вон!
– с раздражением крикнул король, на которого вид Жака по-прежнему производил необъяснимо тягостное впечатление.
– Почему ты перестал быть монахом?
– спросил Мовпен, выволакивая Жака на двор.
– Да я никогда им и не был!
– злобно ответил Жак.
– Не был?
– расхохотался Мовпен.- А вот увидим!
– и он сорвал с Жака шапочку и далеко отбросил ее в сторону.
В Жаке вспыхнула вся кровь. Он вспомнил, что на поясе у него имеется шпага, и, обнажив ее, с бешенством ринулся на Мовпена. Тот отскочил в сторону и тоже обнажил шпагу.
Королевские люди не знали Жака, а потому для них вся эта история имела характер обычной ссоры. Поэтому они окружили молодых людей и принялись следить за их поединком. Сам король вышел за дверь и, забыв на этот момент белокурую женщину, с озлоблением крикнул:
– Убей его! Убей его, милый Мовпен! Убей мне этого мерзкого монаха!
Мовпен недурно фехтовал, но монашек защищался с отчаянием и решимостью и так отчаянно вертел шпагой в воздухе, что оружие Мовпена не могло коснуться его. Наоборот, бешенство, видимо, побеждало выучку, так как Мовпен два раза оказался тронутым шпагой Жака, хотя и незначительно.
Но на стороне Мовпена все же была привычка к оружию. Монах начал уставать, и, заметив это, Мовпен пустился на финт, выбил шпагу из рук Жака и приставил свою острием к его груди. Увидев это, король с новой силой закричал:
– Убей его, Мовпен, убей!
Но шут не успел привести в исполнение королевское приказание. Герцог Крильон прорвал круг зрителей и, ударом шпаги выбив оружие из рук шута, сказал:
– Разве вы не видите, что его величество шутит! Французский король знает, что в честном бою безоружного противника не убивают!
Генрих III закусил губы и крикнул:
– Вы-то чего суетесь не в свое дело, герцог?
– Простите, ваше величество,- спокойно ответил Крильон,но ограждение королевского достоинства и есть как раз мое дело!
Король повернулся к нему спиной и сказал одному из гвардейцев:
– Связать сейчас же этого мерзкого монаха, привязать его к седлу и отправить в монастырь!
Гвардеец так и поступил, и через три часа они подъехали к монастырю. Опять бедный Жак начал
Но тут же ум начал мутиться у бедного юноши. Ну хорошо, положим, над ним действительно посмеялись! Но... о. Антоний! Ведь он еще утром был капитаном и предводительствовал эскортом герцогини! Ведь он оставался в гостинице, близ города Мо! Каким же образом он попал теперь в монастырь, да еще в монашеской одежде?
Гвардеец грубо сбросил Жака на землю и крикнул о. Антонию:
– Получайте-ка, вот тут один из ваших монахов!
Отец Антоний подошел и сказал:
– А! Это брат Жак! Наверное, у него опять был припадок безумия!
Отец Антоний кликнул монахов, Жака взяли и увели в келью, где переодели в монашеское платье. Оставшись один, Жак долго плакал и молил Бога лучше убить его, чем мучить так долее. В конце концов, разбитый усталостью и огорчениями, Жак заснул крепким сном.
Проснулся он в конюшне на вязанке сена. Перед ним стоял о. Антоний, снова одетый капитаном.
– Ну и мастер же ты спать, племянничек!
– воскликнул он.Да, знаешь ли, ведь ты проспал добрых три часа!
Жак протер глаза, оглянулся по сторонам и вдруг отчаянно завопил:
– О, теперь не может быть сомнений, я сумасшедший! Отец Антоний ласково взял "племянника" под руку, вывел его из конюшни и сказал:
– Наверное, тебе что-нибудь приснилось, Амори?
– Я сумасшедший, я сумасшедший!
– продолжал рыдать бедный юноша.
В этот момент по дороге мимо гостиницы проходил какой-то монах, при виде плачущего Жака он остановился и внимательно посмотрел на него.
XVI
Приказав отправить Жака в монастырь, король вернулся в гостиницу и опять взялся за Серафина.
– Так ты не желаешь сообщить мне имя своей хозяйки? спросил он.
В этот момент дверь приотворилась, и в щели показалась прелестная белокурая головка. Правда, лицо незнакомки прикрывала небольшая полумаска, но все же можно было сразу определить, что белокурая женщина очень красива. Блондинка появилась лишь на краткое мгновение, и притом лишь для того, чтобы, положив палец на губы, знаком предписать Серафину молчать и далее. Затем дверь захлопнулась, и незнакомка скрылась.
– Вы сами видите, государь,- сказал тогда Серафин,- что от меня требуют полного молчания!
– Хорошо!
– великодушно согласился король.- Но, если ты не смеешь сказать ее имя, ты снесешь ей письмо от меня!
– Желание короля - священный закон для меня!
– ответил Серафин.
– Эй, Мовпен!
– крикнул король. Шут сейчас же вбежал: он на скорую руку перевязывал царапины, нанесенные ему монахом.
– Ты взял с собою письменные принадлежности?
– А как же,- ответил шут,- вот они!
– и он показал на висевший сбоку маленький кожаный мешочек.