Женщина по средам
Шрифт:
– Хочешь открою секрет?
– спросил полковник, не открывая глаз.
– Ну?
– Ты - следующий.
– Не понял?
– повторил Вадим, но побледнел.
– Все ты понял... И я все понял, - полковник тяжело перевел дух, оттолкнулся от спинки кресла и посмотрел на сына. Потом протянув руку, взял с полки кассету, вчитался в название, снова положил ее на место.
– Порнухой тешишься? Ну-ну... Так что, дорогой, скоро в вашем кругу появится еще один недобиток... Но!
– полковник предостерегающе поднял палец.
–
– А если не повезет?
– Похороним, - полковник в упор посмотрел на сына.
– Со всеми подобающими почестями. Друзей твоих на похоронах не будет, не смогут. По причине физических недостатков.
– Думаешь, это не случайно?
– спросил Вадим после долгого молчания.
Полковник видел его терзания - хотелось Вадиму произнести по привычке что-то дерзкое, непокорное, насмешливое. Но пересилил себя.
– Пулевое отверстие в заднем крыле. Как раз напротив бензобака.
– Точно?
– воскликнул Вадим почти в ужасе.
– Пойди сам посмотри.
– Но тогда получается, что и Игорь...
– Ты читал заключение экспертизы? Но, как я вижу, ни фига не понял по причине умственной неполноценности... Там ясно сказано - в ране обнаружены осколки разрывной пули.
– Это что же получается, - глаза Вадима расширились и остановились на одной точке.
– Это что же получается...
– Отстреливает вас кто-то... касатиков.
– Но этот стрелок... Он в нашем дворе!
– Конечно, - спокойно кивнул Пашутин.
– Кто?
– Подумай... После долгих просмотров порнухи, мысли, как мне кажется, приобретают несколько другое направление... Но ты уж поднатужься как-нибудь...
Вспомни, кого вы обидели, поиздевались над кем... У кого могут быть основания начать такой вот крутой отстрел... Думай, дорогой, думай, - и поднявшись с тяжелым вздохом, полковник пошел умываться. Уже из ванной он услышал, как его сын, прокравшись к входной двери, задвинул щеколду второго замка.
В комнату полковник вернулся уже в домашних шлепанцах и в штанах на резинке. Вадим сидел уже не напротив окна, а у стены, таким образом установив кресло, чтобы из окна его вообще не было видно.
– Молодец, - похвалил полковник.
– Правильно сообразил... Теперь в тебя трудно будет попасть... Если он, конечно, решит стрелять в окно... Но в окно он стрелять не будет, он, я вижу, проявляет разнообразие... Одному ногу отстрелил, второму в бензобак бабахнул... Интересно, что он для тебя приготовил?
Сидящий у стены Вадим оказался в тени, полковник не видел его горящего взгляда, не почувствовал его настроения. А Вадим был в явной панике.
– Какой сегодня день?
– спросил он.
– Сегодня?
– удивился вопросу полковник.
– Среда, по-моему.
– Вот именно.
– Что именно? Говори яснее!
– повысил голос Пашутин.
– Не понимаю я твоих намеков! Темноват! Простоват! Глуповат! Говори, я слушаю!
– С Игорем тоже случилось в среду.
– И что же из этого следует?
– И сегодня среда... И с этой шалавой... Мы в среду немного пошалили...
– Так, - полковник помолчал, глядя в окно, освещенное красным закатным солнцем.
– Шалава она или нет, но двое из вас свое уже получили. Хорошо так получили, от всей души. А ты вот пока еще ходишь по земле... Как я понимаю, на закуску тебя оставили, на десерт, как выражаются ученые люди.
– Ты думаешь...
– Да!
– резко сказал полковник.
– Думаю. И тебе советую. Хотя бы иногда этим заниматься. Часто не сможешь, устаешь быстро, а вот иногда можно без большого вреда для здоровья.
– Что же делать?
– жалобно спросил Вадим.
– Откуда мне знать... Ты уже большой, умный, сообразительный. Можешь даже бабу потоптать... Если в компании да после бутылки... Бежать тебе надо.
Без оглядки. И никому, понял? Никому, даже мне не говори, куда сбежал. В тайгу, в леса, на Сахалин к рыбакам... И там провести остаток жизни.
– Так уж и остаток, - проворчал Вадим.
– Да! Именно! Почти всю свою жизнь ты уже использовал... Осталось всего несколько дней... До ближайшей среды. Письма напиши близким людям, хотя сомневаюсь, что у тебя есть такие, позвони, попрощайся... Пора, дорогой.
– Спасибо, папа.
– Вот видишь, как хорошо получается... Дождался я, наконец, папой меня назвал... Если так и дальше пойдет, глядишь, к среде и мать свою мамой назовешь.
– А как я ее сейчас называю?
– Старухой ты ее называешь... Мамашкой... Кормилицей... Как угодно готов назвать, только не мамой. Совестно тебе, гордость не позволяет, величие!
Понял? Величие у тебя выросло в одном месте.
– В каком, интересно?
– В штанах!
– полковник подошел к окну и задернул штору.
– Сегодня все-таки еще среда, - пояснил он, обернувшись к сыну.
– Хотя наш друг, как я понял, делает в среду только один выстрел. Ничто ему не мешало всех вас перестрелять неделю назад. Но он этого не сделал. Не кровожадный, значит. Дал тебе возможность задуматься о жизни... А может быть, покаяться... Как ты считаешь?
– Послушай, ты же все-таки полковник милиции... Неужели ничего нельзя сделать?
– Готов выслушать предложения.
– Ну...
– Вадим помялся.
– Если действительно были выстрелы, если они были на самом деле... Можно ведь определить откуда стреляли, из чего... Вы же всех убеждаете, что следы всегда остаются, что их нужно только заметить...
– Дураков убеждаем, - полковник махнул рукой.
– Следы остаются лишь когда их оставляют. А во всех остальных случаях остаются только жертвы, он кивнул в сторону окна.
– Да еще больничные клиенты. Безногие, безрукие...