Женщина в Гражданской войне(Эпизоды борьбы на Северном Кавказе в 1917-1920 гг.)
Шрифт:
«Моя детка, моя Виточка, — торопливо бежали по бумаге мелкие, четкие буквы. — Оставляю тебе мои волосы, храни. Люби папу и маму, папу сильнее. Лучше и чище человека не было на свете. Носи всегда только имя „Виктория Александровна Ге“. Папа умер восьмого, а мама одиннадцатого января. Прощай, моя любимая, моя родная, моя девочка, моя единственная, мое все. Твоя мама».
Усилием воли сдержала слезы. Когда успокоилась, завернула в письмо прядь волос и приписала сбоку: «Я счастлива, что умираю за советскую власть».
К
Может быть, уже за ней. До боли забилось сердце.
Тяжело стуча сапогами, с охапкой дров вошел истопник. В дверях остановился часовой.
Ксения облегченно вздохнула и снова подошла к ребенку.
Истопник долго возился у печки, громыхая дровами.
— Спички отсырели. Ну, никак не разожгу, — вдруг сказал он и обернулся к Ксении. Бросьте-ка мне коробочку.
И тут только Ксения узнала в нем жениха Вари.
Не вставая с места, она бросила ему спички, стараясь поймать взгляд сидящего на корточках человека, но он снова отвернулся к печке.
Дрова разгорелись, мужчина встал и быстро, пристально взглянув на Ксению, вышел из комнаты. Часовой прихлопнул дверь.
«Ведь он с какой-то целью пришел», мелькнуло у нее в голове.
Приглушая шаги, Ксения быстро подбежала к печке и пошарила руками по полу. Ладонь наткнулась на спичечную коробку. Ксения подняла ее, машинально открыла и увидела тщательно сложенный листок бумаги.
Она осторожно оглянулась в сторону двери и быстро развернула бумагу.
«В два часа ночи через окно, что выходит на пустырь, спуститесь вниз, там я вас буду ждать».
Она с трудом перевела дыхание, еще раз перечла записку и, открыв дверцу печки, бросила бумагу в огонь.
На рассвете гостиница всполошилась криками караульного начальника. Он зашел в комнату Ге: там никого не было. Только на кровати спокойно спал ребенок.
Начальник бросился к окну. В одной раме было осторожно выдавлено стекло. За окном, зацепившись за карниз, спускался толстый шнур из разорванных простынь.
Он растерянно оглядел комнату. На полу валялись мелкие клочки писчей бумаги, на столе какие-то письма.
Не было сомнения в том, что Ксения Ге бежала, спустившись через окно.
Ксения Ге как в воду канула.
В одном белье генерал Петренко бегал по коридору и громко ругался.
В Пятигорск полетели телефонограммы. На паровозе примчался начальник контрразведки полковник Рязанов и, дрожа от бешенства, кричал на подчиненных.
— Найти! — пересыпал он слова бранной руганью. — Всех отдам под суд, перестреляю.
Он обещал пятьдесят тысяч тому, кто укажет, где находится Ксения Ге.
А с утра в Кисловодске, Пятигорске, Ессентуках, в ближайших станицах вывешивали экстренно выпущенные листовки с большим женским портретом, около которого толстыми жирными цифрами выделялась обещанная награда.
С листа смотрело тонкое, красивое женское лицо с огромными, широко раскрытыми смеющимися глазами.
Люди останавливались около листовок и потихоньку передавали друг другу невероятные подробности побега.
Несмотря на все усилия и обещанную награду контрразведка за весь день не получила никаких сведений о том, куда скрылась бежавшая Ксения Ге.
До темноты Ксения пролежала в сарае, на окраине города, зарывшись в сене.
Она решила ночью пробраться и Ессентуки к доктору Слуцкому. Может быть, он поможет? Когда они приехали с Александром в Кисловодск, доктора случайно арестовали. Тогда они помогли ему. Его быстро освободили. А потом он часто стал заходить к ним. Ведь он всегда так хорошо говорил о большевиках. Она попросит его достать подводу и переберется в Закавказье. Ведь другого выхода не было. Друзья были далеко. Кто еще захочет помочь ей в таком положении?
Когда стемнело, она надела папаху, накинула на плечи бурку, которую ей оставил жених Вари, и вышла из сарая. Кругом было тихо, только отдаленно заливчато лаяли собаки.
«Дорогой нельзя идти. Надо степью, — решила она. — А то еще встретишь кого-нибудь».
Сзади скрылись городские огни. Ночь была темная, низко над землей нависли свинцовые тучи.
Она зорко вглядывалась вперед. Каждый куст заставлял настораживаться, казалось, что за каждым холмом спряталась засада.
Пошел мелкий холодный дождь. Идти стало труднее, ноги скользили в липкой, густой грязи.
Ночь бесконечно тянулась, степь пропадала в ее темноте и только иногда зажигалась отдаленными маленькими, слабо мерцающими огнями.
Так же ночью по степи в последний раз шел Александр, спотыкаясь и падая в холодный снег.
Он не мог не знать, куда его ведут. Может быть, он звал ее, дочь, одинокий в смертельной тоске. Кто первый замахнулся на него? Кто ударил шашкой по высокому прекрасному лбу? Кто услышал стон и последний тяжелый вздох?
Ксения почувствовала страшную слабость и зашаталась.
Одежда намокла, прилипла к телу, вызывая непрерывную дрожь.
Она немного отдохнула и пошла дальше.
Через несколько часов впереди показались огни.
«Ессентуки! — радостно подумала Ксения. — Теперь уже близко. Надо немного передохнуть, доктор достанет подводу, и дня через два меня уже не смогут догнать».
Город спал, на улицах никого не было, гулко раздавались шаги. Ксения внимательно осматривала дома. Около одного она остановилась и, немного постояв, дернула за ручку звонка. Где-то отдаленно зазвучал колокольчик, потом послышались настороженные шаги.